Как принимался Акт провозглашения независимой Украины.
Никто не мог сказать, сколько людей под Верховной Радой: тысячи, десятки тысяч? А может, все сто тысяч? Депутаты, проходившие сквозь толпу, не знали точного числа. Было солнечное субботнее утро 24 августа.
С любезного разрешения автора и издательства «КСД» публикуем 8-й раздел книги «Остання імперія. Занепад і крах Радянського Союзу». Украинский перевод выйдет в сентябре этого года.
В тот день Ельцин «переиграл» Горбачева на похоронах защитников Белого дома. Кроме того, президент Союза сложил с себя полномочия генсека.
Впрочем, по масштабности и влиятельности события в Киеве далеко превзошли события в Москве. Украина, вторая по численности населения и величине экономики била крупнейшей республикой Союза, объявила о полной независимости.
В отличие от московских событий многодневной давности, 24 августа киевляне собрались в центре столицы не для защиты парламента, а чтобы осудить коммунистическое парламентское большинство за молчаливую поддержку путчистов. Накануне Ельцин на глазах у загнанного в тупик Горбачева и миллионов советских телезрителей подписал указ о полном запрете компартии России.
«Долой КПСС!» — таков был настрой на киевских улицах в те августовские дни. ФОТО: Урядовый курьер
На эту тему: Как крымчане «сбежали» из СССР в независимую Украину: чем был референдум 1991 года
Многие в Киеве считалі, что то же следует сделать и здесь, в Украине. В листовках, которые призывали прийти к парламенту, Коммунистическую партию называли «преступной и антиконституционной организацией, деятельность которой необходимо немедленно прекратить».
Люди отозвались на прізыв. Многие пришли с желто-голубыми украинскими флагами и лозунгами устроить над компартией суд вроде Нюрнбергского. Но волновала их не только судьба партии; тогда люди собрались бы под ЦК КПУ, расположенним в нескольких сотнях метров от парламента. Они не шли туда, потому что партия уже не имела полномочий разрешать или запрещать что-либо, чего хотел народ.
Перед парламентом собрались толпы возмущенного народа. ФОТО: УКРИНФОРМ
Люди держали в руках плакаты с надписями «Украина выходит из СССР» и требовали независимости для своей страны. Решить этот вопрос мог только парламент. Толпа, состоящая в основном из представителей украинской оппозиции, была настроена решительно.
«Украина выходит из СССР!». ФОТО: УКРИНФОРМ
Многие еще несколько недель назад выходили под Верховную Раду или стояли у дороги, приветствуя Джорджа Буша. И тогда они имели плакаты аналогичного содержания. Впрочем, тогда их обращения были направлены к высокому гостю, которому полностью доверяли, а теперь — к доморощенным правителям, партаппаратчиков, которым давно никто не верил.
И. о. американского генконсула в Киеве Джон Степанчук, который принимал непосредственное участие в подготовке к визиту Буша, едва пробился через толпу в парламент.
Джон Степанчук
«Ее [Верховную Раду] окружили тысячи людей, злых людей. Злых на коммунистов, злых на все. Их просто собрали там. Они думали, что я коммунист, я был в костюме. Какая-то женщина потянула меня за пиджак, закричала: «Позор!» Я был для них одним из виновников их бед».
Коммунистическое большинство в парламенте вдруг оказалось осажденным меньшинством.
Сидя в ложе для дипломатов, Степанчук «видел, как все коммунисты прилипали к окнам, наблюдая, как толпа все больше приближается, и не знали, удастся ли уйти из здания живыми. Они все очень нервничали, курили и не находили себе места. Атмосфера была очень напряженная. Все, конечно, знали, что Кравчук виступит с речью, но как далеко он зайдет, никто не знал».
Леонид Кравчук, седовласый спикер украинского парламента, который произвел положительное впечатление на Буша несколько недель назад, обычно умело контролировал Верховную Раду, но только не сегодня.
Леонид Кравчук на трибуне Верховной Рады, 1991 год. ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИМЕНКО, ГОЛОС УКРАИНЫ
«Предметом обсуждения в парламенте были не только действия Компартии в дни путча, но и его личная позиция. И от его дальнейших действий зависела не только его судьба, но и будущее Верховной Рады, столицы и всей страны.
Под скандирование «Позор Кравчуку!», которое звучало с улицы, спикер Верховной Рады начал борьбу за политическое выживание.
То, что произошло в Москве 18 августа 1991 года, было полной неожиданностью для Кравчука и серьезным вызовом его позициям в Украине и движения республики к суверенитету, с которым он тесно связывал свое имя и политическую судьбу.
Станислав Гуренко
Утром 19 августа он узнал об устранении Горбачева с президентского поста от своего главного политического соперника — первого секретаря ЦК КПУ Станислава Гуренко. Тот позвонил на дачу Кравчуку и вызвал его в ЦК.
Там его ждал серьезный разговор с генералом Валентином Варенниковым. влиятельный и бескомпромиссный «ястреб» ГКЧП прилетел в Киев после крымской встречи с Горбачевым.
На эту тему: Путч в Москве и ГКЧП в августе 1991 года: что происходило в Украине
Кравчук отказался. «Я сразу понял, куда переходит власть, и говорю: «Станислав Иванович, дело в том, что государство олицетворяется Верховной Радой, а я председатель Верховной Рады. Если Варенников хочет встретиться, то встретимся в моем кабинете в Верховной Раде»». Гуренко должен был согласиться. Это означало первую, скромную победу Кравчука над соперником.
Какой-то год назад 55-летний Гуренко, первый секретарь ЦК, стоял на ступеньку выше Кравчука в республиканской иерархии. Но после провозглашения в июле 1990 года суверенитета Украины роль парламента и его спикера, который по традиции назывался председателем Президиума Верховной Рады, стала огромной. Кравчук стал первой фигурой республики.
Такая тенденция наблюдалась во всех республиках Союза, хотя в Средней Азии, где спикерами становились главы местных ЦК, она была менее явной.
Позже Кравчук вспоминал, что, ожидая приезда Гуренко и Варенникова, чувствовал себя беззащитным: армия и милиция не были подчинены председателю парламента. Трое охранников с пистолетами — вот и весь силовой аппарат, которым мог командовать спикер.
Внезапный приезд Варенникова показал, насколько эфемерна власть главы республики, провозгласившей суверенитет и превосходство своих законов над союзными.
Кравчук не сомневался, что в стране происходит переворот. Новость о болезни президента не вызвала у него никакого доверия: еще несколько недель назад он встречался с Горбачевым в Форосе.
Тогда они втроем (третьим был горбачевский зять) за вечер опустошили 0,75-литровую бутылку лимонной водки. Поэтому, общаясь с людьми, Кравчук не скрывал своего скепсиса относительно заявлений ГКЧП о недомогании Горбачева.
В тот же день он рассказал историю о посиделках за бутылкой на встрече с ветеранами Второй мировой. Наконец съехались гости. Гуренко прибыл немного раньше Варенникова и его спутников.
Хозяин с гостями сели за длинный стол: с одной стороны — военные, с другой — гражданские. Варенников сидел напротив Кравчука.
Валентин Варенников
Первым взял слово Варенников:
— Горбачев болен, власть в стране перешла к новосозданному органу — Государственному комитету по чрезвычайному положению. С четырех утра 19 августа в Москве, учитывая обострение ситуации в столице и угрозу беспорядков, в интересах безопасности граждан объявлено чрезвычайное положение. Я прибыл в Киев разобраться на месте в ситуации и в случае необходимости рекомендовать ввести чрезвычайное положение, по меньшей мере, в ряде регионов Украины, — Варенников назвал Киев, Одессу и один из городов Волыни.
Для присутствующих гражданских эти слова были как гром среди ясного неба. Наступила длинная (не менее минуты) пауза. Гуренко не выдавал никаких эмоций.
— Мы вас, Валентин Иванович, знаем как заместителя министра обороны СССР, уважаемого человека, но никаких полномочий вы нам не предъявили, — заговорил Кравчук, который не выглядел растерянным. — Кроме того, из Москвы мы пока никаких указаний не получали. И наконец, самое главное: введение чрезвычайного положения в целом в Украине или в отдельном регионе — дело Верховной Рады, так требует закон. Мы располагаем информацией, что ситуация и в Киеве, и на местах достаточно спокойная, не требует никаких чрезвычайных мер.
Варенников прилетел в Украину, потому что путчисты в Москве опасались Руха и его возможных акций против путча, которые могли пройти в Киеве и Западной Украине.
— В Западной Украине нет советской власти, сплошной Рух. В западных областях необходимо ввести чрезвычайное положение. Прекратить забастовки. Закрыть все партии, кроме КПСС, их газеты, прекратить и разгонять митинги. Вам необходимо принять чрезвычайные меры, чтобы не сложилось мнение, будто вы идете старым курсом, — доказывал раздраженный генерал. — Армия в полной боевой готовности, и мы готовы на все меры вплоть до пролития крови.
Леонид Кравчук
Кравчук же убеждал в том, что потребности в чрезвычайном положении нет. Если же товарищ генерал считает иначе, то он может поехать в Западную Украину и воочию убедиться, что там все спокойно.
Тогда Варенников зашел с другой стороны:
— Вы человек авторитетный, от вас многое зависит, и я вас лично прошу, — обратился он к Кравчуку, — чтобы вы выступили по телевидению, по радио, призвали народ к спокойствию, с учетом того, что уже объявлено.
Когда Гуренко и другие вышли из кабинета Кравчука, оставив его один на один с генералом, Кравчук поинтересовался у него как у старого знакомого (они встречались на пленумах ЦК в Киеве, когда Варенников служил в УССР):
— Валентин Иванович, если вы достигнете успеха, вы собираетесь вернуть старую систему?
Он имел в виду доперестроечный политический уклад и отношения между центром и республиками. Ответ генерала был категоричен:
— У нас нет другого выбора.
По мнению Кравчука, это был очень красноречивый ответ. Как он позже вспоминал, в тот момент он хорошо осознал, что фактически победа ГКЧП будет означать не замораживание ситуации, а возвращение в прошлое, возможно, в годы массовых репрессий.
Пресс-конференция ГКЧП 19 августа 1991 года запомнилась тем, что у вице-президента СССР Геннадия Янаева (второй справа) дрожали руки. ФОТО: ТАСС
Путчистам не было что терять, а для Кравчука их победа ставила крест на его политической карьере и, возможно, свободе. В отличие от Гуренко, он не выиграл бы ничего политически, если бы поддержал путч, но и к откровенному неповиновению, как тот же Ельцин в Москве, он не был готов.
Он выбрал другую стратегию: делать все, что ему по силам, чтобы не дать военным повод ввести в Украине чрезвычайное положение.
«Предчувствие подсказывало мне: надо тянуть время, избегать лишних движений, и все будет хорошо», — вспоминал впоследствии сам Кравчук. За эту выжидательную позицию его потом беспощадно и справедливо критиковали.
В общем руководство Украины разделяло позицию Кравчука.
Как вспоминал заместитель председателя Совета Министров СССР Сергей Комиссаренко, известный своим либерализмом, ни один чиновник не высказал искренней поддержки мятежникам. На созванном в тот же день заседании Совета Министров сам Комиссаренко действия ГКЧП назвал «открыто антиконституционными». Но если действия комитета мало кто поддерживал, тех, кто боялся их, не было.
Вскоре украинская власть создала специальную комиссию (как предлагал Варенников), хотя цель ее деятельности несколько отличалась от предлагаемой генералом. Название постановления Совета Министров — «О создании временной комиссии по предупреждению чрезвычайных ситуаций» — четко показывает, что больше всего волновало ее учредителей.
Если бы в Украине было введено чрезвычайное положение, то парламент и правительство перестали быть органами реальной власти. Главной целью комиссии было сдерживать оппозицию и не допустить к власти в республике комитетчиков (КГБ — А.) и военных.
Единственный представитель правящей верхушки Украины, который выигрывал в случае победы мятежников — первый секретарь ЦК Станислав Гуренко — после встречи с Кравчуком и Варенниковым вернулся в ЦК, где уже ждала телеграмма из Москвы, в которой от парткомов республик требовалось поддержать переворот.
Гуренко созвал партийную верхушку, довел до ее сведения положение дел и объявил план действий: подготовить на основе московской телеграммы меморандум с требованием принять сторону мятежников и разослать его во все райкомы, горкомы, обкомы и Крымский республиканский комитет.
Текст составленного по требованию Гуренко меморандума во много раз превышал текст московской телеграммы, что красноречиво свидетельствовало о том, какая тревожная атмосфера царила в аппарате ЦК КПУ.
Партийные ячейки на местах должны были обеспечить поддержку ГКЧП, любые митинги, манифестации, акции сопротивления запрещались, а сохранение СССР становилось первоочередной задачей. Действия Государственного комитета по чрезвычайному положению провозглашались таковыми, что соответствуют настроениям подавляющего большинства трудящихся и принципиальной позиции КПУ.
Между тем Кравчук делал все возможное, пытаясь всем угодить и остаться у власти. Вечером 19 августа он выступил по радио и телевидению с обращением.
Леонид Кравчук выступает в программе «Час» («Время») на первом канале советского телевидения 19 августа 1991 года
Саму идею подсказал ему Варенников, но реализовал ее Кравчук по-своему. Он не поддержал путч, но и не осудил его, зато призвал к спокойствию и попросил дать ему и его коллегам время, якобы необходимое для оценки ситуации.
— Это должен сделать избранный народом коллективный орган. Нет никаких сомнений, что в государстве, основанном на законе, все действия, включая введение чрезвычайного положения, могут осуществляться только в соответствии с законом.
Он заявил, что чрезвычайного положения в Украине не будет. «Кравчук, — читаем в донесении американских дипломатов из Киева, — призвал украинцев проявить мудрость, сдержанность и мужество, а больше всего — не идти на конфликт с Москвой, потому что это только ухудшило бы ситуацию».
Ту же линию (хотя и не так успешно) Кравчук выдержал в коротком интервью всесоюзной информационной программе “Время”. Он шокировал советскую публику словами: «То, что произошло, должно было произойти, может, не в такой форме …» И добавил, что ситуация, когда ни центр, ни республики не имеют достаточной власти для решения неотложных экономических и социальных вопросов, не могла продолжаться вечно.
Также Кравчук описал переворот как «плачевный результат», который, учитывая трагическую историю Украины, вызвал у людей страх перед возможностью возврата тоталитарного прошлого.
Однако, несмотря на все предостережения, интервью Кравчука, которое заканчивалось словами о необходимости сохранять трудовой ритм экономики, производило впечатление, что он как минимум пытается удержаться на двух стульях, а как максимум — поддерживает переворот.
Маневры Кравчука, ярко контрастируя с освещенным в том же выпуске открытым сопротивлением Бориса Ельцина и заявлением президента Молдовы Мирчи Снегура о дальнейшем движении республики к независимости, выглядели как косвенная поддержка путча.
«Єльцин — діє, Кравчук — «виважує»! Плакат на будущем Майдане Независимости в Киеве, в августовские дни 1991 года. ФОТО: УКРИНФОРМ
Путч оказался полной неожиданностью не только для украинских чиновников, но и для лидеров украинских национал-демократов, оппозиционеров, еще несколько недель назад приветствовавших Джорджа Буша лозунгами о независимости Украины.
Сессия парламента, на которой 1 августа выступил Буш, давно закончилась, а депутаты разъехались по всей Украине, работая в округах или уйдя в отпуск.
Вячеслав Чорновил, председатель Львовского облсовета, проводил последние дни перед путчем в Запорожье. Чорновил был основным кандидатом от демократов на президентских выборах, о подготовке к которым Верховная Рада объявила за месяц до описываемых событий, и Запорожье было прекрасным местом для начала избирательной кампании.
Летом 1991 года именно в Запорожье состоялся второй всеукраинский фестиваль «Червона рута», где вместе с исполнителями народных песен выступили рок-музыканты и представители музыкального андеграунда. Финал фестиваля прошел на городском футбольном стадионе 18 августа (в тот же вечер, когда к Горбачеву в Крыму — совсем неподалеку — неожиданно пришли путчисты).
Вячеслав Чорновил на сцене фестиваля «Червона Рута» в Запорожье накануне путча
Это был грандиозный триумф украинской культуры и недавно подпольных направлений в музыке, полностью, однако, проигнорированный местной коммунистической администрацией. А утром следующего дня участники и гости фестиваля, среди которых Чорновил и другие лидеры национал-демократов, должны были покинуть город.
Для многих из них отъезд стал серьезным испытанием: тысячи гостей, встревоженных новостью о путче, бросились в аэропорт, на железнодорожный и автобусный вокзалы, пытаясь как можно быстрее добраться до Киева.
Девятнадцатого августа, в первый день путча, Чорновил проснулся от того, что к нему в дверь постучал журналист, который остановился в том же отеле; он и сообщил политику о мятеже в Москве.
Для Чорновила, который более 15 лет провел в советских тюрьмах и ссылках, уже сам факт, что о путче рассказал ему журналист, а не офицер КГБ, был хорошим знаком.
И он сказал журналисту, разбудившему его:
— Наверное, путч несерьезный, если я здесь досыпаю, смотрю какой-нибудь сон, а не нахожусь где-то в тюремной камере …
Вскоре к Чорновилу пришел Джон Степанчук, вице-консул Генконсульства США в Киеве, который тоже был на фестивале и остановился в том же отеле, только ниже этажом.
Дипломат застал политика у телефона. Чорновил звонил в управление КГБ во Львовской области и связывался с командованием расположенных в подчиненном ему Львове военных частей, узнавая, как у них дела.
Командующий Прикарпатского военного округа заверил Черновола, что войска не поддерживают путч и не будут вмешиваться в работу демократически избранных органов власти западноукраинских областей, если те не объявят всеобщей забастовки. Чорновил заверил командующего, что приложит все усилия для сохранения мира в Западной Украине.
Первая реакция Чорновила на путч целом была такой же, как и у Кравчука: оба были готовы предложить военным спокойствие на улицах в обмен на невмешательство во властные дела.
Мэр Петербурга Анатолий Собчак и его помощник Владимир Путин с портфелем
Аналогичную стратегию избрал Анатолий Собчак — демократически избранный мэр Ленинграда и близкий союзник Ельцина. С помощью своего заместителя Владимира Путина он достиг договоренности с военными и КГБ: относительное спокойствие на улицах в обмен на нейтралитет подчиненных Язову и Крючкову сил безопасности.
Целью этой стратегии было сохранить политические достижения перестройки. Впрочем, многие из оппозиционных лидеров в Киеве не разделяли позиции Черновила, продиктованную ролью руководителя местного самоуправления в наибольшей области Западной Украины. Были и такие, кто призывал к активному сопротивлению.
Самый высокий чиновник из лагеря реформаторов, заместитель председателя Верховной Рады Владимир Гринев, в то же утро, выступая на радио, не подбирал слов и осудил путч. Позже он так вспоминал свой поступок: «Я прекрасно понимал, что если номенклатурные работники договорятся между собой, то договариваться о чем-то со мной не будет кому».
Владимир Гринев
Этнический русский, депутат от Харькова, Гринев представлял «всесоюзное» крыло украинской оппозиции. Он и его сторонники считали себя идейно близкими к Борису Ельцину и российским либеральным демократам, однако не разделяли их росеиецентризма.
Гринев и избиратели, которых он представлял, — городская интеллигенция русифицированных Юга и Востока Украины — выступали за демократическую Украину в возглавляемой Россией федерации. Союзники Гринева одними из первых подняли флаг сопротивления в таких городах, как Запорожье.
Чорновил и другие национал-демократы оказались между колебаниями Кравчука и радикальными настроениями Гринева и других сторонников Ельцина в Украине.
Движение, которое объединяло целый ряд партий и общественных организации, не сразу выступило с официальным заявлением. Оно появилось только на второй день переворота, но уже не имело признаков растерянности предыдущего дня.
Лидеры Движения бескомпромиссно и без экивоков осудили путч и призвали украинских граждан готовиться к решительной забастовке.
20 августа 1991 года во время пресс-конференции в Союзе писателей Украины (слева направо: Владимир Филенко, Дмитрий Понамарчук, Левко Луьянененко, Вячеслав Чорновил, Владимир Яворивский, Иван Заяц)
Время нерешительности для украинских национал-демократов прошло. В тот же день Львовский областной совет признал путч антиконституционным. Аналогичное решение принял и Харьковский городской совет. К забастовке стали готовиться шахтеры Донбасса. Рух объявил, что начало всеобщей политической забастовки назначено на полдень 21 августа.
Во всех украинских городах демократы-активисты распространяли призыв Ельцина к сопротивлению. Люди не отходили от приемников, слушая Голос Америки, BBC, другие западные радиостанции. Новости из московского Белого дома становились все тревожнее. Никто не знал, продержится ли до утра российская демократия.
Двадцать первого августа, на третий (решающий) день путча, Кравчук проснулся еще до четырех часов утра от телефонного звонка: депутаты от оппозиции требовали созвать экстренное совещание Президиума Верховной Рады.
Мол, военные в Москве начали штурм Белого дома. Кравчук, как всегда, ответил уклончиво: посреди ночи на ситуацию в Москве все равно никак не повлияет, поэтому совещание может спокойно ждать начала рабочего дня.
Люди перед баррикадами на Садовом кольце в Москве после тяжелой ночи 21 августа 1991 года. ФОТО: АЛЕКСАНДР НЕМЕНОВ / AFP / SCANPIX / LETA
А на время, когда Кравчук утром прибыл в парламент, ситуация кардинально изменилась. Новости из Москвы не оставляли никаких сомнений в том, что планы путчистов летели кувырком, а Ельцин, который до сих пор был фактически заключен в Белом доме, брал контроль в свои руки.
Кравчук немедленно сделал то, чего уже несколько дней от него требовала оппозиция: встал на сторону Ельцина. Позже он заявлял, что еще в дни путча поддерживал связь с осажденным лидером России и его окружением. Спикер украинского парламента был первым, кому утром 19 августа позвонил Ельцин.
Президент России Борис Ельцин на танке 19 августа 1991 года. ФОТО: ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО / PHOTOXPRESS
Хотя президент России не смог убедить Кравчука выступить единым фронтом против мятежников, тот заверил его, что не признает ГКЧП. Формально он ни разу не нарушил это обещание. В последний день переворота Ельцин поведал Бушу, что может доверять Кравчуку.
Казалось, что украинский лидер вновь перехитрил всех. Однако представители украинских оппозиционных сил были другого мнения.
После известия о поражении мятежников люди, заполнив главную площадь Киева, скандировали: «Ельцин! Ельцин! Долой Кравчука!»
День начинался для спикера Верховной Рады с опасений репрессий от путчистов, а заканчивался опасениями за свое политическое будущее в условиях полного доминирования национал-демократов.
Двадцать второго августа, в день возвращения в Москву Горбачева, Кравчук наконец согласился созвать внеочередную сессию Верховной Рады. В то же день на пресс-конференции, собранной, чтобы объяснить свои колебания в дни путча, он озвучил повестку дня сессии.
Политик предлагал парламенту осудить путч, установить парламентский контроль над расположенными в Украине военными, КГБ и милицией, создать национальную гвардию и выйти из переговоров о подписании нового Союзного договора.
Он заявил журналистам:
— Не надо сломя голову подписывать Союзный договор. Думаю, сейчас в Советском Союзе надо сформировать правительство переходного периода, возможно комитет или совет из девяти человек или около того, что мог бы защитить деятельность демократических институтов. Нужно провести переоценку всех форм политической жизни. Однако я уверен, что мы должны немедленно подписать экономический договор.
Кравчук не говорил о независимости. Его предложение заключалось в полном демонтаже союзного центра в прежнем виде и замене его комитетом республиканских лидеров. По сути, это была программа конфедерации.
На следующий день Кравчук вылетел в Москву, чтобы встретиться с Горбачевым, Ельциным и главами других республик.
Переговоры проходили по сценарию, который он описал перед прессой накануне. В присутствии Горбачева лидеры республик согласились с назначением новых министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ.
Они обсудили создание нового исполнительного комитета, призванного заменить советское правительство. Но была здесь одна тревожная нота: все кадровые перестановки были сделаны президентом России. Ельцин блокировал назначения Горбачевым глав силовых ведомств, чтобы никто другой не воспользовался плодами его победы.
На первый взгляд, лидеры республик не возражают против того, что Ельцин присвоил себе практически диктаторские полномочия в Союзе ССР. Опытные политики, сформированные в традициях партийной субординации и подковерной борьбы, они ни словом не обмолвились против доминирования российского президента, их союзника в противостоянии с упавшим центром.
Все в один голос осудили путч, тогда как считанные дни назад многие из них поддерживали мятеж. И никаких возражений не вызвали нападки Ельцина на партию, членами которой все были. В тот день лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев и лидер Таджикистана Кахар Махкамов вышли из Политбюро и ЦК КПСС.
Но главы республик ни были безоговорочными союзниками Ельцина. Вынужденные соглашаться на позицию Ельцина по всем вопросам и поддержать его кадровые решения, они пообещали Горбачеву и дальше продвигаться к подписанию обновленного Союзного договора.
В официальном коммюнике, опубликованном на следующий день в прессе, делался особый упор на заинтересованности глав республик в договоре. В тот же день, беседуя с американским послом Робертом Страуссом, Горбачев сказал:
— Что касается нашей федерации, то мы подтвердили, что будем продвигаться к Союзному договору. Причем на этот раз решили, что подписывать будем вместе, все республики, а не по очереди.
Президент СССР Михаил Горбачев, посол США Роберт Страусс во время встречи с вице-министром обороны США Дональдом Этвудом в ноябре 1991 года. ФОТО: Борис Юрченко
По его словам, это означало, что «некоторым придется немного подождать сравнительно с ранее названными сроками. А той же Украине — поспешить с решением».
Однако Кравчук никуда не собирался спешить. Когда Горбачев, сославшись на киевскую речь Джорджа Буша, сказал Кравчуку, что даже президент США понимает «историческую бесперспективность» стремления Украины к независимости, то уклонился от прямого ответа.
Буш не хотел повторения на территории СССР распада по югославскому сценарию с войнами и этническими чистками. Поэтому, выступая с трибуны Верховной Рады УССР 1 августа 1991 года, американский президент призвал украинских политиков поддерживать Горбачева, подписать новый союзный договор и выступил против поддержки «суицидального национализма, основанного на этнической ненависти». Впоследствии американские СМИ назовут эту речь «одной из худших, что когда-нибудь была произнесена американским чиновником». Выступление получило ироническое название «Котлета по-киевски». ФОТО: УКРИНФОРМ
Не соблазнился Кравчук и тогда, когда Горбачев предложилв расширить присутствие украинской власти в союзных структурах.
Когда Горбачев поинтересовался у Кравчука, справился бы премьер-министр Украины Витольд Фокин с должностью главы переходного советского правительства (Ельцин готовил к этой должности российского премьера Ивана Силаева), то неопределенно ответил: Фокин — отличный выбор, но вряд ли он захочет покидать Украину. И Фокин действительно ответил Горбачеву отказом.
Все увиденное в Москве только усилило желание Кравчука дистанцироваться от Москвы и Горбачева и Ельцина.
В Москву он ехал убежденным сторонником идеи заменить всесоюзное правительство на комитет представителей республик, но успешные маневры Ельцина подвинуть ставленников Горбачева в союзном руководстве и заменить их своими людьми, а также его неожиданное решение запретить деятельность российской компартии изменили политический ландшафт в Москве не меньше, чем победа двухдневной давности над путчистами.
Вместо слабого горбачевского центра рождался сильный центр, подконтрольный Ельцину. Ни Кравчук, ни его коллеги в украинской власти не хотели вливаться в Союз, подчиненный Борису Ельцину.
Они не верили в возрождение своего влияния в Москве, как во времена Хрущева или Брежнева; к тому же за последние годы правления Горбачева они привыкли к той свободе, о которой раньше можно было разве что мечтать. Теперь они смотрели на центр как на источник проблем и нестабильности, чем дальше — тем более сильных.
Перед Кравчуком появилась неожиданная проблема.
Во время путча спикер Верховной Рады заработал себе репутацию человека, которому в ливень не нужен зонтик: мол, между капельками проскользнет и не промокнет. Через двадцать лет Кравчук, с не присущей ему откровенностью, прокомментировал это:
— В принципе, все правильно — я человек гибкий, дипломатичный, редко говорю людям правду прямо в глаза, совсем редко открываюсь. Опыт учит, что в политике бывают ситуации, когда любая откровенность или открытость может быть использована против тебя.
В этом комментарии он был более откровенен, чем можно ожидать от большинства политиков. А 23 августа 1991 года Леонид Кравчук, известный своим умением маневрировать между каплями, возвращался из Москвы. Дома его ждал настоящий потоп. Сейчас ему был нужен не зонтик, а спасательный жилет. Но никто не мог сказать, найдет ли он его.
Утром 24 августа, когда толпа, собравшаяся под Верховной Радой, скандировала «Позор Кравчуку!», сам спикер, заметно волнуясь, убеждал депутатов (при этом все его слова транслировались через громкоговоритель на улицу), что он ни секунды не признавал легитимности путча.
Далее Кравчук предложил парламенту несколько законопроектов от национал-демократической оппозиции, призванных усилить политический суверенитет Украины.
— Необходимо принять законы о статусе войск, расположенных в настоящее время на территории республики, — убеждал он депутатов. — Главе Украинского государства должны быть подчинены внутренние войска, Комитет государственной безопасности, Министерство внутренних дел. При этом они не должны входить в любые союзные структуры. Речь может идти только о координации действий. По этим вопросам необходимо принять соответствующие законы.
Необходимо также решить вопрос и о департизации правоохранительных органов республики.
Депутаты в президиуме. ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИМЕНКО
Национал-демократам этого было мало. Лидер их группы академик Игорь Юхновский настаивал на независимости. Тогда писатель Владимир Яворивский зачитал короткий текст под названием «Акт провозглашения независимости Украины» и попросил вынести его на голосование.
Парламент охватила растерянность. Лидер коммунистов Станислав Гуренко попросил перерыв. Кравчук согласился, давая парламентским фракциям возможность выработать позицию по этому вопросу. Труднее всего это далось коммунистам.
Главным автором проекта декларации о независимости был Левко Лукьяненко, председатель Украинской республиканской партии, организованной из тогдашних политических сил. За преданность идее независимости более четверти века он провел в тюрьмах ГУЛАГа.
Черновик «Акта провозглашения независимости Украины», написанный рукой Левка Лукьяненко
Лукьяненко был живым олицетворением жертв, принесенных на алтарь свободы, и депутаты-демократы хотели, чтобы именно он зачитал этот документ. За несколько недель до путча, во время обеда президента США с украинскими политическими лидерами, Лукьяненко подошел к Бушу и передал ему записку с тремя вопросами. Два касались украинской оппозиции, третий — независимости Украины.
Написана она была на слабом английском и выглядела так:
«Теперь, когда неизбежный распад Российской империи стал свершившимся фактом, может ли правительство США, сильнейшей державы мира, помочь Украине стать полноправным субъектом международных отношений?»
Уже по дороге домой Буш надиктовал Эду Гьюетту, эксперту по вопросам Советского Союза, записку. «Сегодня в Киеве за обедом, — говорилось в тексте, — сначала ко мне, а потом к спикеру Кравчука очень вежливо обратился Левко Григорьевич Лукьяненко.
Это депутат Верховной Рады Украины. Он двадцать лет отсидел за диссидентскую деятельность, а сейчас представляет «Народную раду” — движение за независимость». Буш попросил Гьюетта подготовить ответ.
По международному признанию Украины составленный Гьюеттом 5 августа документ отражал типичную позицию США: изменение структуры СССР может «произойти только путем мирного и добрососедского диалога между республиками и центральной властью».
В диалог Лукьяненко больше не верил.
Зато он верил, что поражение путча открыло прекрасную возможность осуществить рывок к цели. На общей встрече депутатов-демократов утром 23 августа Лукьяненко изрядно удивил своих коллег, предложив включить в повестку дня внеочередной сессии Верховной Рады вопрос независимости Украины.
— У нас настолько уникальный момент, что мы должны решить основную проблему: провозгласить Украину независимым государством, — вспоминал он позже свое обращение к депутатам. — Если мы теперь этого не сделаем, мы можем никогда этого не сделать.
Ибо это период растерянности коммунистов, он короткий период, они скоро придут, а их большинство. Понимая всю эфемерность своей власти, депутаты-демократы приняли аргумент Лукьяненко и доверили ему подготовить документ.
— Есть два подхода к документу, который мы можем написать: или мы напишем длинный, или короткий, — объяснял он коллеге-депутату, которого выбрал в соавторы. — Если мы напишем длинный документ, то он неизбежно вызовет дискуссию; если напишем короткий, имеем шансы на меньшую дискуссию. Напишем короткий документ, чтобы было как можно меньше дискуссий по поводу того, где там запятую поставить что нужно изменить.
Следующая редакция Акта с правками Дмитрия Павлычко
Так они и сделали. Это было «совсем не 4 июля», как шутил вице-консул Джон Степанчук о лаконичности декларации. И когда Лукьяненко представил новоиспеченный проект лидерам демократических фракций, они согласились с ним. С незначительными текстовыми правками проект был принят и его было решено депутатам перед началом внеочередной парламентской сессии.
Поддержав намерение Лукьяненко вынести на парламентское голосование вопрос независимости, демократические лидеры разошлись во взглядах на повестку дня. Некоторые (в частности, высокопоставленный заместитель председателя Верховной Рады Владимир Гринев) были за включение вопроса независимости в повестку дня только после того, как депутаты примут запрет компартии. В противном случае, считал Гринев, независимость Украины будет провозглашена в государстве с коммунистической властью.
«Теперь, когда неизбежный распад Российской империи стал свершившимся фактом, может правительство США, сильнейшей державы мира, помочь Украине стать полноправным субъектом международных отношений?»
Уже по дороге домой Буш надиктовал Эду Гьюетту, эксперту по вопросам Советского Союза, записку. «Сегодня в Киеве за обедом, — говорилось в тексте, — сначала ко мне, а потом к спикеру Кравчука очень вежливо обратился Левко Григорьевич Лукьяненко.
Это депутат Верховной Рады Украины. Он двадцать лет отсидел за диссидентскую деятельность, а сейчас представляет» Народную совет «- движение за независимость». Буш попросил Гьюетта подготовить ответ.
По международному признанию Украины составлен Гьюеттом 5 августа документ отражал типичную позицию США: изменение структуры СССР может «произойти только путем мирного и добрососедского диалога между республиками и центральной властью».
В диалог Лукьяненко больше не верил.
Зато он верил, что поражение путча открыла прекрасную возможность осуществить рывок к цели. На общей встрече депутатов-демократов утром 23 августа Лукьяненко изрядно удивил своих коллег, предложив включить в повестку дня внеочередной сессии Верховной Рады вопрос независимости Украины.
— У нас настолько уникальный момент, что мы должны решить основную проблему: провозгласить Украину независимым государством, — вспоминал он позже свое обращение к депутатам. — Как мы теперь этого не сделаем, мы можем никогда этого не сделать.
Ибо это период растерянности коммунистов, он короткий период, они скоро придут, а их большинство. Понимая всю эфемерность своей власти, депутаты-демократы приняли аргумент Лукьяненко и доверили ему подготовить документ.
— Есть два подхода к документу, который мы можем написать: или мы напишем длинный, или короткий, — объяснял он коллеге-депутату, которого избрал в соавторы. — Если мы напишем долгое документ, то он неизбежно вызовет дискуссию; если напишем короткий, имеем шансы на меньшую дискуссию. Напишем короткий документ, чтобы было как можно меньше дискуссий по поводу того, где там кому поставить i что нужно изменить.
Следующая редакция Акта с правками Дмитрия Павлычко
Так они и сделали. Это было «совсем не 4 июля», как шутил вице-консул Джон Степанчук по лаконичности декларации. И когда Лукьяненко представил новоиспеченный проект лидерам демократических фракций, они согласились с ним. С незначительными текстовыми правками проект был принят и было решено его раздать депутатам перед началом внеочередной парламентской сессии.
Поддержав намерение Лукьяненко вынести на парламентское голосование вопрос независимости, демократические лидеры разошлись во взглядах на повестку дня. Некоторые (в частности высокопоставленный заместитель председателя Верховной Рады Владимир Гринев) были за включение вопроса независимости в повестку дня только после того, как депутаты примут запрет компартии. В противном случае, считал Гринев, независимость Украины будет провозглашено в государстве с коммунистической властью.
Заседание парламента 24 августа 1991 года происходило бурно и эмоционально. В президиуме сидят Иван Плющ, Леонид Кравчук, Владимир Гринев. Над Кравчуком виден Иван Заяц. ФОТО: Урядовый курьер
Это мнение разделяли некоторые депутаты-киевляне. И каковы были шансы принять в парламенте с коммунистическим большинством запрет компартии, а затем проголосовать за независимость? Никаких, считали Лукьяненко и его единомышленники.
Сначала, говорили они, независимость, а уже потом — декоммунизация, даже если ее придется подождать. Один депутат утверждал, что готов ждать хоть десять лет в тюрьме, если тюрьма будет украинский. Мало кто из его коллег был настроен так решительно, однако позиция Лукьяненко победила.
Поскольку демократы пришли на сессию Верховной Рады с более-менее консолидированной позицией относительно независимости, коммунисты были застигнуты врасплох. На перемене, которую по просьбе Гуренко объявил Кравчук, они впервые обсудили этот вопрос коллегиально. Традиционным противникам независимости было непросто.
Прошли те времена, когда коммунистическое большинство в парламенте было сплоченной силой. Кравчук и часть коммунистов давно поддерживали идею суверенитета, а сейчас были в шаге от провозглашения полной независимости. Когда нервные, дезориентированные коммунисты собрались в кинозале парламента, их лидер Станислав Гуренко призвал их поддержать независимость, чтобы не было проблем у них самих и в партии.
Консервативно настроенные члены коммунистической фракции уже знали, что Москве не до них: Горбачев несколько часов назад подал в отставку с поста генсека, поставив партийное руководство в тупик. Кроме того, их не мог не беспокоить начатый Ельциным «сезон охоты» на коммунистов, поэтому что «охота на ведьм» (как выразился Горбачев) на территории Украины было вопросом времени.
Собственно, она уже началась: стотысячная толпа под парламентом требовала государственной независимости и была готова наказать коммунистов. Хватит ли ей только независимости? Многие надеялись, что уступка в этом вопросе обезопасит их от антикоммунистического цунами, которое двигалось со стороны России, и даст возможность остаться у власти.
Те, кто до сих пор колебался, оставили свои сомнения, когда представители оппозиции предложили им компромисс: провозглашение независимости будет подтверждено референдумом, который пройдет 1 декабря одновременно с выборами президента.
Многим это казалось идеальным выходом: голосование за независимость гарантировало им защиту сегодня, а референдум откладывался на будущее и еще неизвестно, состоится ли вообще.
Поэтому коммунисты поддержали проект Лукьяненко. Во время перерыва Кравчук позвонил в Москву — словно по старой привычке украинских коммунистов получать одобрение старшего брата даже в мелочах. Однако теперь все изменилось.
Кравчук известил Ельцина и Горбачева о событиях в Верховной Раде, добавив, что положительный исход голосования неизбежен.
Ельцин воспринял новость спокойно, а Горбачев был явно расстроен. Он сразу заявил, что голосование в Верховной Раде лишено смысла, поскольку мартовский референдум показал поддержку Союза подавляющим большинством. Верховная Рада не имеет полномочий отменять его результат. Кравчук согласился.
После телефонного разговора он использовал все свое влияние, чтобы добиться решения о ратификации независимости через плебисцит. И тогда один референдум отменял решение другого. Казалось, хитроумный Кравчук снова угодит и вашим, и нашим.
После часового перерыва он был готов вынести на голосование провозглашение независимости Украины.
В тот день он был ревностным незалежником, усматривая в этом выход из политического кризиса.
«Что я чувствовал во время работы над этим историческим документом? — вспоминал позже Кравчук. — Я был просто счастлив». Он изо всех сил убеждал тех, кто еще не определился, голосовать «за».
Зная о разногласиях в обеих основных группах депутатов, он встретился с представителями различных областей Украины; как вспоминал позже сам Кравчук, он убеждал депутатов из западных регионов отказаться от требования сначала распустить КПУ, а потом голосовать за независимость. Неизвестно, что он говорил коммунистам, однако его требование было однозначно: голосуем за независимость.
Теперь на пути к принятию взлелеянной Лукьяненко декларации о независимости Украины оставалось только одно препятствие — отсутствие кворума в сессионном зале. Кравчук долго ждал, пока сойдутся депутаты. Для незалежников каждая минута была невыносимо долгой.
Кто-то пустил слух, будто Кравчук дал команду закрыть секретный тоннель между Верховной Радой и ЦК КПУ, чтобы коммунисты не могли уйти из парламента в обход рассерженной толпы.
Наконец количество зарегистрированных депутатов достигло трехсот человек.
Кто будет читать текст декларации? Кравчук предложил кандидатуру Лукьяненко, однако поэт Дмитрий Павлычко, член «Народной Рады», чуть ли не силой заставил спикера сделать это самому.
Дмитрий Павлычко в волнах парламентской дискуссии 24 августа 1991 года. ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИМЕНКО, ГОЛОС УКРАИНЫ
«По мнению Павлычко, поставить на голосование решение о независимости Украины был лично председатель Верховной Рады, иначе коммунисты могли передумать. Кравчук, который еще недавно отдувался за недостаточную решительность в дни путча, должен был без лишних колебаний принять предложение.
И он зачитал:
«— Виходячи із смертельної небезпеки, яка нависла була над Україною в зв’язку з державним переворотом в СРСР 19 серпня 1991 року,
— продовжуючи тисячолітню традицію державотворення на Україні,
— виходячи з права на самовизначення, передбаченого Статутом ООН та іншими міжнародно-правовими документами,
— здійснюючи Декларацію про державний суверенітет України, Верховна Рада Української Радянської Соціалістичної Республіки урочисто проголошує незалежність України та створення самостійної української держави — УКРАЇНИ.
Територія України є неподільною і недоторканною.
Віднині на території України мають чинність виключно Конституція і закони України. Цей акт набирає чинності з моменту його схвалення».
Акт провозглашения независимости Украины
Кравчук попросил депутатов начать голосование. За считанные секунды на огромном табло за ним высветился результат. Зал взорвался радостными криками. Депутаты срывались с мест, обнимались, не разбирая, кто демократ, кто коммунист. Всех охватила эйфория.
Украинский парламент выбрал независимость: 346 депутатов проголосовали «за», 2 — «против», 5 воздержались. На часах было 17:55.
Толпа на улице шумно радовалась.
Иностранные дипломаты неслись к своим консульствам писать отчеты. «The Fat Lady Has Sung»- так назывался рапорт Нестора Гайовского, консула Канады в Украине.
По-украински это означало: «А от і рак на горі свиснув».
Левко Лукьяненко после провозглашения Независимости
В 21:00 в сессионный зал внесли символ победы демократов, желто-голубой флаг — после того как люди на улице несколько часов скандировали: «Флаг на Раду», — да так, что, например, Петр Степкин, руководитель казацкого хора из Запорожья, где еще несколько дней назад проходил песенный фестиваль, чуть ли не на полгода сорвал себе голос.
Тогда им не удалось поднять флаг над парламентом, зато они смогли занести его внутрь.
Вячеслав Чорновил, Иван Заяц и другие депутаты заносят сине-желтый флаг в сессионный зал украинского парламента, 24 августа 1991 года. ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИМЕНКО
Это было компромиссное решение в стиле Кравчука.
Вопреки воле депутатов-коммунистов, которые до сих пор считали этот флаг символом не патриотизма, а национализма, Кравчук позволил внести флаг внутрь Рады, якобы в знак торжества демократии в Москве: Вячеслав Чорновил убеждал, что именно этот флаг был на одном из танков, которые защищали российский парламент.
Здесь коммунисты не имели чем крыть: знамя победы, еще и из самой Москвы, которая хоть и давно уже от них отказалась.
Над куполом Верховной Рады национальный флаг появился только 4 сентября 1991 года. ФОТО: Урядовый курьер
—
Сергій Плохій, доктор історичних наук, професор Гарвардського університету; опубликовано в издании Історична правда
Chechenews.com
24.08.2020.