«Русский мир» для политической элиты России и лично для Владимира Путина является маргинальной идеей, и аннексия Крыма никак не связана с воплощением этой идеи в жизнь, сказал в интервью DELFI российский политолог Станислав Белковский. По его мнению, Путину, который по складу своего характера не теоретик, а практик, любые идеи нужны только для подкрепления своих практических шагов: «Он не движим ни концепциями, ни идеями».
То, что происходит в Донецке и Луганске, продолжает Белковский, красноречиво доказывает, что никакого «Русского мира» в голове российского президента не было, нет и не будет. «Даже многие теоретики и практики «Русского мира», в частности полевые командиры ДНР и ЛНР, признают это публично», — констатирует он.
— «Русский мир» до и после Крыма. В чем разница в восприятии этой концепции, и о чем мы можем сейчас говорить?
— Разницы нет, потому что «Русский мир» для политической элиты России и лично для Владимира Путина является маргинальной идеей. Она такой была и остается. Аннексия Крыма никак не связана с воплощением доктрины «Русского мира». А поскольку В.Путин по складу мышления вообще не теоретик, а практик, любые концепции ему нужны только как подкрепление практических шагов, задуманных и реализуемых им. Но не наоборот. Он не движим ни концепциями, ни идеями. И аннексия Крыма производилась не в рамках построения «Русского мира», которого не происходит, и что мы наблюдаем со всей очевидностью на примере Донецкой и Луганской областей. Аннексия Крыма была местью Западу и ответом на череду обид, которые он претерпел от Запада. Кроме того, поскольку Путин — человек оборонительного сознания, человек рефлективный, т.е. отвечающий на что-то, а не инициирующий какие-либо процессы, то он должен был убедить себя, что аннексия Крыма была оборонительным шагом, иначе уже вскоре после украинской революции 22 февраля в Крыму появились бы войска НАТО, а Черноморский флот РФ оттуда бы выгнали. Это, безусловно, ерунда, ничего такого бы не было. Но Путин был обязан себя в этом убедить, чтобы оправдать для себя аннексию Крыма. Но к «Русскому миру» это никакого отношения не имеет. Концепция «Русского мира» остается уделом ряда философов, писателей и теоретиков, которые по отношению к Кремлю достаточно маргинальны — как были, так и остаются, независимо от того, поддерживают они Кремль или нет.
— Можно ли сказать, что концепция «Русского мира» является ширмой для геополитических маневров?
— Нет. Путин хочет принудить Запад к возвращению в Ялтинско-Потсдамсий мир. Скорее, его концепция — это не «Русский мир», а «Ялтинско-Потсдамский мир». Мир, в котором Россия, США и ЕС разделили сферы влияния и не один из субъектов этого мирного соглашения не проникает в сферу влияния других. Запад дает ему понять, что это невозможно, поскольку Ялтинско-Потсдамского мира уже не существует условно с ноября 1989 года, когда рухнула Берлинская стена, и возврат к нему просто нереален. Путин отказывается это понимать, однако все, что происходит в Донецке и Луганске красноречиво доказывает, что никакого «Русского мира» в его голове не было, нет и не будет. Даже многие теоретики и практики «Русского мира», в частности полевые командиры ДНР и ЛНР признают это публично.
— Но на Украине, в странах Балтии концепцию «Русского мира» все же воспринимают как инструмент влияния, пропаганды…
— Как инструмент пропаганды она может использоваться, но она не является руководством к действию.
— Т.е. это не инструмент манипуляции, а отвлеченная идея?
— Это некая доктрина, которая существует. По отношению к Путину и Кремлю она как была, так и остается маргинальной. Всплеск интереса к ней возник после аннексии Крыма, однако уже вскоре после нее и по мере развития событий в Донецке и Луганске, когда стало ясно, что Россия не будет ни присоединять эти территории, ни признавать государственную независимость ДНР и ЛНР, когда полевые командиры ДНР и ЛНР стали подвергаться репрессиям в самых разных формах — от Гиркина-Стрелкова, который был отозван в Россию, до Алексея Мозгового, который был убит, стало ясно, что о «Русском мире» Путин совершенно не думает. У него совсем другая система приоритетов. В какой-то момент он это использовал, и продолжает отчасти использовать как пропагандистский штамп, как клише, но не более того.
— Как в странах Балтии стоит тогда относится к этому штампу и клише?
— Нужно отделить «Русский мир» от политической реальности. «Русский мир» забыт, он вообще ни при чем. Есть желание Путина принудить Запад к любви. В первую очередь в лице США, как глобальной сверхдержавы и Германии, как неформального лидера ЕС. Он этим и занимается. И он может воздействовать на страны Балтии в самых разных формах, конечно, не путем прямого военного вторжения, на это он не пойдет, но путем гибридной войны — экономического, пропагандистского воздействия и отчасти силового. Но не формализованного как российское. Это все он может сделать и в этом смысле опасность от Кремля исходит для стран Балтии, но вне рамок «Русского мира».
— Будучи на днях в Калининграде Путин пригласил литовцев в Россию. Некоторых такие заявления у границы с Литвой навели на определенные мысли…
— Это наводит только на одну мысль о том, что Путин крайне недоволен президентом Литвы Далей Грибаускайте, которая, несмотря на то, что училась там же, где он — на юридическом факультете Ленинградского государственного университета им. Жданова, занимает сегодня яростную антипутинскую позицию. И Путин с присущим ему бизнес-криминальным типом мышления пытается унизить таким образом Литву, показать, что ее население сократилось, потому что половина литовцев не работает на родине и вообще, если у вас есть какие-то проблемы — приезжайте к нам. Но это не какая-то геостратегическая доктрина, а просто попытка приложить Литву мордой о стол, показать, что столь маленькая страна не должна столь агрессивно выступать против большого русского медведя. Особенно здесь примешивается личное, поскольку Грибаускайте — это младшее поколение выпускников его факультета и уж от нее терпеть такую наглость ему вдвойне болезненно.
— В странах Балтии все же всерьез обеспокоены информационным воздействием России. Каким образом этому можно противостоять?
— Разумеется, потому что информационная война — это часть гибридной войны, которую ведет Путин и противостоять этому можно только собственной информационной войной. Как и во всякой войне — одна сторона наступает, другая — обороняется. К информационной войне это тоже относится. Так что нужно выстраивать информационную политику, ориентированную в первую очередь на русскоязычных жителей стран Балтии, чтобы они были резистентны кремлевской пропаганде. Это вопрос профессиональный. Он решается последовательной, кропотливой работой и не имеет какого-то одномоментного решения.
— Возвращаясь к «Русскому миру»…
— «Русский мир» — это абсолютный фейк. Проблемы есть, но проблемы «Русского мира» нет. Есть риск, угроза, есть Путин с его представлением о мире, психологическими комплексами и фобиями, но концентрироваться на доктрине «Русского мира» не надо, это пустая трата времени. Еще раз повторяю, для сегодняшних российских элит это абсолютно маргинальная концепция, которой Кремль в своей деятельности не руководствуется.
— Тем не менее, российские высокопоставленные лица об этом постоянно говорят…
— Мало ли кто, о чем говорит. Например, губернатор Калининградской области Николай Цуканов заявил, что в Литве 1,4 миллиона населения и по экономическому развитию Калининградская область давно обогнала Литву. Но мало ли, что он говорит. По старому анекдоту, на сарае тоже кое-какое слово написано, однако там дрова.
— Стоит ли ожидать информационной атаки на страны Балтии?
— Это будет зависеть от того, как складываются отношения между Путиным и Западом. Если он будет получать очередные пощечины и оплеухи, то стоит ожидать усиления. Причем асимметрично. Усиления давления можно ожидать не в том месте, где Путин получил пощечину. Например, если сейчас мытьем или катанием будет создан международный трибунал по крушению «Боинга» малайзийских авиалиний 2014 года, то это безусловно будет воспринято Путиным как оскорбление и возможно усиление давления на самых разных участках, в том числе и на балтийском. Но на каком именно, мы узнаем, когда это случится, потому что все решения такого типа Путин, будучи не стратегом, а тактиком, принимает в последний момент.