Население России действительно жаждет войны.
Неправда, что поддержка действий Кремля на Украине на 100% срежиссирована и организована.
Недавно моя знакомая — по телефону — рассказала, что звонила тете в Уфу, и та ни о чем не могла говорить, кроме как о своей ненависти К БЕНДЕРОВЦАМ. Забавно: многие путают «бАндеровцев» (последователей Степана Бандеры) с «бЕндеровцами» (видимо, последователями Остапа Бендера?). Т.е. эти люди не понимают значения слова, которое произносят, — но уверены, что ненавидят того, неизвестно кого.
И что — кто-то срежиссировал «ненависть к бендеровцам» этой пожилой женщины?
Вчера на матче возобновившегося чемпионата России по футболу «Зенит — Томь» болельщики вывесили огромный баннер в поддержку аннексии Крыма (http://www.sports.ru/football/158503055.html). Это тоже кто-то срежиссировал?
Несомненным также является рост рейтинга Путина в последние дни: в связи с олимпиадой — но и в связи с нападением на Украину тоже.
Интересно было бы понять: почему на вопрос, некогда заданный Е.Евтушенко — ХОТЯТ ЛИ РУССКИЕ ВОЙНЫ? — в данный момент мы должны ответить: ДА, ХОТЯТ? Чем вызвана эта жажда войны? И — почему разрушивший правоохранительную систему, здравоохранение, образование и экономику, а теперь и втянувший страну в крайне опасную авантюру глава государства — становится, тем не менее, все более популярным у своих избирателей?
1) Жажда войны.
Жажда войны — результат человеческого ничтожества, инфантильности и ущербности.
Получив возможность самим определять свою судьбу, русский народ за 20 с лишним лет не только ничего не добился, но и явно деградировал. СССР — хотя это была тоталитарная империя — был явно интереснее и значительнее во многих отношениях (в науке, культуре и даже экономике), вызывал гораздо больше уважения в мире, чем нынешняя Россия.
Нормальные люди ценят мир, потому что он дает возможность созидать. Но тот, чей созидательный потенциал равен нулю — или даже, скорее, является отрицательным числом — жаждет войны, потому что в глубине души остро ощущает свою ущербность и хочет доказать себе, что тоже на что-то способен. Да, мы не умеем созидать, — но зато умеем захватывать и разрушать! Мы тоже важные и значительные!
Это, между прочим, типично ордынская психология. Монголы, конечно, стремились покорить захваченные народы, чтобы им платили дань: в этом они были рациональны. Однако их главный мотив состоял в том, чтобы доказать себе свою значительность, свой высокий потенциал. Они ведь называли себя ПОТРЯСАТЕЛЯМИ ВСЕЛЕННОЙ.
Нынешние русские тоже жаждут почувствовать себя потрясателями — если не Вселенной, то хотя бы Европы.
Россия занимает места в конце списка (рядом с Зимбабве и Никарагуа) практически во всех рейтингах развития, благоустроенности и свободы. Это говорит о ее созидательном потенциале (вернее, его отсутствии). Кто не способен самоутверждаться в созидании, жаждет самоутверждаться в разрушении.
2) Любовь к президенту.
Это, прежде всего, проявление инфантильности. Политологи обычно называют это свойство человеческих масс «патернализмом».
Нежелание самостоятельно строить свою жизнь, быть подлинным Гражданином своей страны — а это требует усилий, более того, часто связано с риском для своего благополучия и даже жизни — приводит к психологической зависимости от Первого Лица. Эта зависимость подобна зависимости маленького ребенка от своего отца — отсюда термин «патернализм» («патер» — отец).
Отношение к Вождю — как к отцу (ярко иллюстрируемое русским словечком «царь-батюшка») — глубоко архаично. Это характерная ментальная особенность первобытного человека. Он ощущает, что мир, в котором он живет, враждебный, непонятный и страшный — надежда только на Могучего Вождя: он спасет и защитит.
Это сладкое слияние с Вождем, потому что оно освобождает человека от тяжести свободы и ответственности: он перекладывает их на плечи Вождя — сам же ощущает великолепную детскую беззаботность, бездумную легкость существования.
Любовь к президенту — это еще и превращенная форма страха. Поверив, что президент Велик и Могуч, такой человек-дитя начинает его бояться. Ведь и в его душе есть всякое: есть и недоверие, и страх перед войной (а вдруг там убьют и моего ребенка?), и осуждение действий президента. Он никак этого внешне не проявляет — но все равно боится. Что если Батюшка рассердится на меня? Ведь нет ничего страшнее для ребенка, чем гнев отца. Это абсолютно иррациональный страх.
Именно этот страх прогневить отца парадоксальным образом вызывает в душе такого взрослого-дитяти любовь к отцу.
Раз я люблю отца, значит он не может рассердиться на меня, — примерно так «рассуждает» его подсознание.
В этом смысле склонность всех тиранов к непредсказуемости, загадочности и жестокости абсолютно рациональна: чем больше боятся тирана — тем больше его любят.
Поэтому логично, что Путина стали больше любить, когда он от «мирного строительства» перешел к войне и громко забряцал оружием. Так и должно быть.
Означает ли все это, что Путин на правильном пути? Что почти всенародная поддержка обещает ему успех?
Нет.
Более того, затеяв эту авантюру, Путин, скорее всего, подписал себе приговор.
Золотая Орда могла захватывать огромные территории и подчинять себе многие народы в 13-м веке. Впрочем, и в те времена это государство было очень неустойчивым и просуществовало недолго.
И где теперь наши учителя и вдохновители — монголы? Кому они нужны, кому интересны?
Почему этот народ оказался на задворках истории: его все равно что нет на Земле?
То же самое будет и с их верными учениками.
Слава хана Чингиза Путину не светит. Несмотря на современные вооружения, ментально глубоко архаичный народ не способен противостоять современной свободной нации в большой серьезной войне.
И это единственное, что внушает оптимизм.
Источник: www.kasparov.ru
11.03.14.