Главная » Все Новости » Политика » Народы Кавказа и их освободительные войны

Народы Кавказа и их освободительные войны

Видение Хадис-Исмаила

ЯрагI – это укрепленное местечко или, как его называют горские народы, аул, с каменными домами в Кюринском округе, цветущем и густо населенном уголке Дагестана. Жители занимаются преимущественно земледелием и скотоводством; они известны так же с древнейших времен как искусные мастера по изготовлению оружия и кольчуг.

В то время, когда начинается наш рассказ (1823 год), ЯрагI пользовался еще и особой славой, так как в нем жил один из знаменитых улемов (ученых мудрецов – ред.) Дагестана умный и благородный Мулла Мухаммад, который наряду с обязанностями священника своего округа с достоинством занимал также крайне доходную должность судьи-кадия. Как было принято с древнейших времен, Мулла Мухаммад кроме того занимался еще и тем, что готовил из молодых талантливых людей улемов, а поскольку слава о его учености вышла далеко за пределы округа, то для жителей ЯрагIa не было ничего удивительного в том, что сюда приезжали паломники из далеких стран, чтобы получить уроки у мудрого муллы. Среди его учеников за последнее время особо выделялся молодой человек из Бухары по имени Хас-Мухаммад. Старый алим так полюбил любознательного, необычайно одаренного юношу, что он в течение семи лет содержал его как родного сына и преподавал ему.

По истечении семи лет Хас-Мухаммад принял решение вернуться в Бухару, в свой родной город, так как он уже продвинулся в изучении арабской и персидской литературы, что Мулла Мухаммад признал его алимом.

Своей приветливостью и скромным характером Хас-Мухаммад так полюбился всем жителям аула ЯрагI, что в день отъезда его перед домом кадия собралось множество людей, чтобы проводить отъезжающего. С благоговением прощался он с достопочтенным учителем и благодетелем, а тот напутствовал его золотыми словами из «Сада роз» Саади: «Самый худший среди людей тот ученый, который не приносит никакой пользы своей ученостью».

Так он отправился из ЯрагIа через Кубу и через страну Ширван в благословенную Бухару. Почти круглый год прошел со времени отъезда Хас-Мухаммада. Как и в других Кюринских аулах, тем временем в ЯрагIе, многое изменилось. Среди жителей, которые до этого не принимали еще участия в военных действиях совместно с остальными народами Дагестана, все больше нарастала ненависть к русским. Распространялись слухи о жестокостях, которые проявили русские под руководством Мадатова в Кара-Кайгате, соседней маленькой стране, граничащей с территорией Дербента. Рассказывали о многих случаях жестокого обращения с женщинами, осквернениях молитвенных домов верующих и других злодеяниях, совершенных московитами (русскими – ред.). Адиль-хан, владыка Кайтага, как говорили, был изгнан из своей страны и спасся благодаря тому, что он нашел убежище у Султана Аварии и живет теперь на его территории в нищете и бедности. Подобных историй рассказывалось великое множество, эти рассказы передавали из уст в уста, из аула в аул, чтобы еще ярче разжечь пламя ненависти горцев к неверным русским.

Мулле Мухаммаду не раз приходилось применять свое присутствие духа, чтобы успокоить вспыльчивых земляков. Однажды вечером он возвращается с бурного собрания, уставший от продолжительных речей и хочет зайти в свой гарем, чтобы перевести дух в кругу своих жен, как вдруг – кого же он видит!? – из угла саламлика (комната приветствия – ред.) появляется его ученик Хас-Мухаммад, которого он никак не ожидал увидеть здесь.

Из короткого объяснения Хас-Мухаммада он понял, что тот окольными путями проник в сад, а оттуда в дом, чтобы не привлекать внимание аульчан. «Но скажи, во имя Хусейна! – спросил старик, — что вновь привело тебя к нам так скоро?»

«Я вовсе не добрался до Бухары», — возразил Хас-Мухаммад и рассказал подробно обо всех событиях и происшествиях, которые приключились с ним после отъезда из ЯрагIа. Чтобы не утомлять более читателя, мы повторим лишь самое главное из рассказа Хас-Мухаммада.

Во время своего путешествия по стране Ширвана один дервиш-паломник столько рассказывал ему о мудрости и свободомыслии алима по имени Хадис-Исмаил, живущего в ауле Кюрдамир, что бухарец решил посетить этот аул, чтобы выслушать перед дорогой некоторые мудрые наставления известного алима.

Однако при близком знакомстве с Хадис-Исмаилом, после бесед и занятий с ним, он так к нему привязался, что перенес на определенное время свое возвращение на родину и остался жить в доме своего нового учителя в течение целого года. Только здесь, сказал он, у него как будто пелена с глаз упала, здесь он впервые увидел, как ударила светящаяся молния из облаков учености; все его прежние познания показались ему плодородной почвой на поле его мышления, на котором теперь расцвел цветок познания.

«Не имея ни денег, ни добра, — так он заканчивает свою речь, — до сих пор, дорогой учитель, я не мог вознаградить тебя за твое обучение и твой преисполненный любви уход, поэтому я вернулся теперь в твой дом, чтобы дать тебе возможность черпать из источника мудрости Хадис-Исмаила, который до сих пор, оставался для тебя закрытым, для тебя, самого мудрого в странах Дагестана!»

Пораженный такой необычной речью, он просит Хас-Мухаммада открыть ему эти чудесные тайны; но тот отвечает своему учителю, что он не сможет без благословения алима из Кюрдамира посвятить его в это учение. Он предлагает ему поехать вместе в страну Ширван, где расположен аул Кюрдамир, место жительства Хадис-Исмаила, от благословения которого зависит посвящение в высокие таинства. Мулла Мухаммад сразу же заявляет о своей готовности принять это предложение; он приглашает еще некоторых жаждущих знаний кюринских мулл, и вместе с ними и Хас-Мухаммадом отправляется в аул Кюрдамир в Ширване.

Хадис-Исмаил находился как раз в саду, когда кюринские гости остановились около его дома. Возглавляемое Хас-Мухаммадом, знавшим эту местность, это торжественное шествие приближалось к нему. Все с удивлением следили, как алим срубал молодые побеги и ветви тутового дерева: несказанное и грешное дело для любого мусульманина и тем более наказуемое в глазах мулл, ибо написано: «Не должен познать благополучия тот, кто грешной рукой уничтожает молодые побеги, кто лишает деревья их ветвей и землю их ростков».

Когда Хадис-Исмаил увидел своих гостей и заметил, что среди них был Хас-Мухаммад, он тотчас отправился им навстречу и, обратившись к Мулле Мухаммаду, как самому почтенному из них, сказал: «Я знаю ваши мысли и угадал ваше удивление. Вы удивляетесь тому, что я вырубаю ветви тутовника? Я это делаю, чтобы кормить тутовых шелкопрядов, которые дают мне взамен свою драгоценную пряжу, единственное средство, которое служит для поддержания моей семьи. Это никому не причиняет вреда, и деревья не высыхают от этого, а зеленеют, как прежде, и плодоносят; но мне от этого огромная польза, и я считаю, что мы всегда действуем в духе Бога и его пророка, когда думаем о своей выгоде, но не причиняем при этом вреда другим».

Хадис-Исмаил говорил эти слова медленно, с торжественностью в голосе; никто из присутствующих не осмелился что-либо ему возразить. Мулла Мухаммад подошел к новому своему другу и почтительно поцеловал ему руку, а все остальные последовали его примеру. Между тем вокруг сада собралась большая толпа людей; многие поспешили без всякого приглашения, как это принято в Дагестане, обслуживать гостей; ковры были устланы, подносили кофе, щербет, а почтенные паломники сидели и отдыхали.

Оживленные беседы, которые в течение дня вел мудрец из Кюрдамира с Мулла Мухаммадом, касались вопроса о том, что вера мусульман глубоко поколеблена и идет по неправильному, опасному пути, что добрые старые нравы покидают верующих, а на их место приходит ложь, кража, обман и обжорство, что при растущей жестокости людей не скоро можно ожидать улучшения, так как лишь немногие из них знают шариат, и при теперешнем состоянии дел священные предписания тариката станут им недоступными. Поэтому самой серьезной обязанностью грамотных мудрецов из народа является, по их мнению, всеми силами возвращать своих собратьев на праведный путь и готовить их к более высокому сознанию.

«Я сам, — сказал Хадис-Исмаил, — долгое время бродил в темноте и заблуждался; да, я был одним из глухих в нашей общине. Я думал, что, читая свои обычные молитвы, строго соблюдая ритуал омовения и проклиная сторонников Омара, я выполнял свой долг мусульманина. Но Аллах с помощью чуда открыл мне глаза, озарил меня светом Своей милости и очистил меня от грязи заблуждений. Во время долгой и тяжелой болезни, когда я был близок к смерти, я поклялся в случае выздоровления совершить паломничество на могилу Хусейна. И вот я выздоровел; ангел жизни одержал верх над ангелом смерти, и в добром настроении я отправился в путешествие.

Поразительные приключения во время этого путешествия являются ключом понимания моего нового учения. Но ты и твои спутники изнурились за день; я вижу как слуги разносят блюда, давай сядем и подкрепимся; после трапезы вы должны выслушать продолжение моего рассказа». Благочестивые муллы помыли руки, поскольку, как известно, на Востоке едят руками, и оказали честь, попробовав еду с богатого стола. После трапезы гостям дали отдохнуть; затем снова подали кофе, после чего гости застыли в торжественном ожидании, когда Хадис-Исмаил заговорит.

А он, казалось, погрузился в свои мысли и вовсе не замечал присутствия гостей. Его голова была опущена, лицо как будто побледнело и глаза беспокойно смотрели по сторонам. Вдруг он как будто взял себя в руки, вытер пот со лба, поспешно выпил глоток кофе и начал медленно громким голосом рассказывать о своем паломничестве на могилу Хусейна.

«Это было в конце изнурительного жаркого дня, когда караван, с которым я путешествовал, остановился около фонтана, находившегося в тени. Я присел в тени орехового дерева, достал Коран из кармана и начал читать «Суру о пауке», которая начинается словами: «Люди, вероятно, думают, что они достаточно сделали, когда они говорят: мы веруем! — не приводя других доказательств? Мы проверили также тем, кто жил до них, чтобы узнать, правду ли они говорят или лгут».

Меня передернуло, как будто эти слова больно задели меня. Я поднял глаза от священной книги к солнцу, заходящему при неописуемой красоте, и подумал о значении того, что я читал. Я сидел погруженный в размышления, и вдруг в глазах у меня потемнело и я впал в глубокий сон. Во сне меня перенесли на большую поляну, полную цветов. Это была поляна, окруженная лесистыми горами, на вершинах которых, казалось, покоился свод небес. Цветы так красиво росли у моих ног, что я не осмеливался наступить на них, боясь их растоптать.

Итальянские сосны с темно-голубой кроной, тенистые пальмы и стройные кипарисы покачивали ветвями над моей головой. Благовонные запахи, слаще мир Бухары и Самарканда, слаще мускусов Хатана поднимались от земли и пьяняще распространялись вокруг меня подобно приятному дыханию гурий. Соловьи распевали свои песни в кустах роз, подобно огненным потокам серебра били ключом источники и, журча, текли по заросшим цветами долинам во все стороны. Мне казалось, что я перенесся в сады рая, которые пророк обещал своим верующим. Все новые и новые чудеса появлялись передо мной, куда бы я не бросал свой удивленный взгляд. Посреди долины стоял храм из ослепительного белого мрамора, обвитый темным плющом и пышными цветочными гирляндами. Прозрачная колонна поднималась от золотого купола мечети до небес, она испускала на землю такое огромное количество лучей, как будто своими золотыми руками они хотели приподнять всю землю. Во дворе мечети с шумом бил фонтан, а вокруг него на мягких коврах, сотканных так искусно, будто на них не ступала даже нога падишаха, сидели в блестящей одежде верующие из Ирака и Румели (Османская империя – ред.), одни в ослепительно белых тюрбанах, другие в черных мохнатых шапках. Зрелище это меня удивило. И забыв про всю красоту вокруг, я рассердился и сказал сам себе: «Как попали проклятые Богом сторонники Омара в райские сады – обитель благоверных? Разве мудрецы нашего народа не говорили, что огонь ада станет их домом в наказание за их неверие? Кто же их привел сюда?»

Находясь еще во власти сомнений и гнева, я увидел вдруг, как вдалеке поднялся столб дыма, небо покрылось тучами, и горы ответили эхом от воинственных криков и барабанного боя. Тесными рядами спустились с гор отряды воинов, очень похожих на тех богохульствующих неверных, которые захватили наши аулы, те же серые лица, тупые носы и лохматые волосы. Те, кто сидел у фонтана, поднялись, отломили себе дубины от лавровых и финиковых деревьев, чтобы вооружиться против наступающих врагов. Однако малочисленные воины не могли оказать должного сопротивления бесчисленной толпе врагов, тогда они укрылись в мечети и оттуда с новой яростью продолжали борьбу. Ломая золотые купола и мраморные стены, они бросали обломки на горы наступающих врагов, пока не убили их всех до единого.

Велика была радость по поводу гибели врагов, но еще больший гнев обуревал меня из-за разрушения святыни, ибо храм Божий был превращен в развалины, а мраморные плиты его стали надгробными камнями для неверных. «Разве не лучше, — воскликнул я в ярости, — чтобы человек погиб прежде, чем его грешная рука дотронется до храма Божьего?!» Тут мои глаза были ослеплены удивительным блеском; светящийся образ начал приближаться ко мне и крикнул мне:

«О, ты глупец, сбившийся с пути глупец! – воскликнул он. – Ты блуждаешь в темноте! Безумны твои мысли и грешны твои слова. Ты еще более закостенел, чем те неверные, что лежат там убитыми! Ты сразу же удивляешься и проклинаешь, когда видишь детей Румели вместе с верующими Ирака, но я говорю тебе, Бог не может быть несправедлив к своим слугам., он по своему усмотрению наказывает, кого он хочет, и поощряет кого он хочет. О Хадис-Исмаил! Неужели и ты принадлежишь к тем слепцам, которые придираются к каждому слову, не вникая в его смысл? Разве придет мир извне, когда наследники пророка сами преследуют друг друга? Вы призываете проклятье на видных представителей сунны, а сунниты шлют проклятья на ваши собственные головы. – Горе вам, горе, если бы Бог услышал ваши молитвы! Вечное проклятье стало бы вашей участью!

Я видел гнев в твоем сердце, когда сторонники Бога вырывали молодые деревья и ломали стены храма для уничтожения своих врагов, но воистину их деяния были лучше твоего гнева! Пусть скорее сгорят все леса и все храмы превратятся в развалины, чем один верующий станет жертвой его врагов; ибо из земли каждый день вырастают новые побеги, а храмы могут быть построены руками человека. Но храм веры в ваших сердцах является Божьим делом: кто уничтожает этот храм, тот уничтожает сам себя и издевается над Творцом, который создал его; если даже он располагал бы всеми богатствами земли, то не в силах был бы восстановить этот храм. Поэтому оставь свой глупый гнев и бери пример с того, что ты видел, о чем я тебе рассказал. Позор тебе и твоему народу, позор и горе до тех пор, пока вы находитесь в ловушке неверных! Позор вам, пока белокурые слуги Богов московитов оскверняют ваши храмы!

Воистину было бы лучше, если бы вы разрушили ваши храмы, чтобы под руинами закопать богохульников! Каждый камень, которым вы раздавите голову одного неверного, станет памятником, восхваляющим Аллаха! Лучше, чтобы верующий поднял руку для убийства, чем если он поставит свое ухо на искушение, ибо искушение хуже убийства. Оставь, о Хадис-Исмаил, свое паломничество на могилу Хусейна и возвращайся к себе домой, чтобы сообщить мудрецам своего аула то, о чем я тебе рассказал.

Совершение паломничества святое дело, но борьба за веру еще более свята. Каждый шаг, который совершает верующий против своих врагов, лучше паломничества на могилу Хусейна; каждое слово, которое произносит священник в поддержку поборников веры, лучше молитвы».

Так закончил утомленный Хадис-Исмаил свой рассказ и снова погрузился в размышления, не заботясь о том, какое воздействие оказали его пламенные слова на присутствующих. Но они сидели молча, удивленные, и не знали, что с ними происходит. Казалось, какое-то волнение овладело всеми. Один провел рукой по бороде, будто надеясь найти в ней какую-нибудь мысль, другой нервными движениями постоянно поправлял свой толстый тюрбан, третий ударил трубкой об пол так сильно, что она раскололась, извергнув густое облако пепла – словом, благочестивых мулл охватило какое-то особое чувство. Казалось, каждый хотел, чтобы кто-то другой выразил волнение, охватившее всех.

Наконец Мулла Мухаммад прервал молчание и, обратившись к мудрецу из Кюрдамира, сказал: «Я понимаю тебя, Хадис-Исмаил! Твои слова дали ростки в моей душе. Сколько сил Аллах дал в моем возрасте этим рукам и красноречия этому языку, столько я посвящу великому делу, которое мы начнем».

О пребывании улемов из ЯрагIа в Кюрдамире (Азербайджан), а также о том, как проходила беседа Хадис-Исмаила с гостями, рассказчик Хас-Мухаммад умалчивает. По всей вероятности, некоторые записи его утеряны, ибо следующая глава его повествования начинается снова в ЯрагIе, где Мулла Мухаммад предстает перед нами на своем поле деятельности.

Прежде чем продолжить наш рассказ далее, чтобы облегчить понимание всего происходившего, мы должны кратко остановиться на новом учении, которое проповедовалось в Дагестане. Инициатором его явился Хадис-Исмаил из Кюрдамира, основано оно было Мулла Мухаммадом из ЯрагIа (Дагестан), а его последователи – Газимухаммад, Хамзат-Бек и Шамиль распространили и укрепили его.

Фридрих Боденштедт

Продолжение следует …..

Сhechenews.com

22.07.12.