Он видит в Сирии Чечню
Сирийский кризис стал лучшей иллюстрацией несовершенства политики перезагрузки отношений США и России, которую проводила администрация Обамы. В течение года США пытались сотрудничать с Россией в поиске способа положить конец насилию в Сирии. Москва наотрез отказывалась поддержать вторжение международных войск, которые должны были помочь свергнуть сирийского президента Башара аль-Асада, настаивая на том, что этот конфликт необходимо решать путем переговоров, и что Асада необходимо убедить пойти на соглашение и уступить место новому правительству. Хотя российский министр иностранных дел Сергей Лавров недавно встретился с лидерами сирийской оппозиции, эти переговоры доказали, что Кремль не намерен менять свои позиции по Сирии. И это неудивительно: главное препятствие, которое не дает России пересмотреть свое отношение к сирийскому кризису, это ее президент Владимир Путин, который испытывает острую антипатию к смене режимов силовым методом.
Почему Путин так решительно поддерживает Асада? На первый взгляд, Москва получает хорошую прибыль, экспортируя в Сирию оружие, кроме того от сирийского режима зависит, сможет ли Россия сохранить свою средиземноморскую военно-морскую базу в Тартусе. Однако эти интересы являются по сути второстепенными и весьма символическими. Главный мотив Путина, объясняющий его поддержку режима Асада, заключается в его страхе перед развалом государства – страхе, который он остро испытал в период сепаратистских устремлений северокавказской республики Чечня, которые он жестоко пресек в ходе кровавой гражданской войны и карательных операций 1999-2009 годов. (В России республики представляют собой полуавтономные федеральные единицы, объединяющие территории, исторически принадлежавшие различным народам.) Во время своего интервью, которое Путин давал в 2000 году авторам его официальной биографии, он объяснил, что «суть ситуации на Северном Кавказе и в Чечне… это продолжение развала СССР… Если бы мы быстро не предприняли меры, чтобы остановить это, Россия как государство в ее нынешней форме, перестала бы существовать… Я убежден, что если бы мы немедленно не остановили экстремистов [в Чечне], то очень скоро мы столкнулись бы со второй Югославией на всей территории Российской Федерации – с югославизацией России». А мы все очень хорошо знаем, как Путин относится к развалу Советского Союза: в 2005 году он назвал его «величайшей геополитической катастрофой [20] века» — это его высказывание явилось отражением его сожалений о развале именно советского государства, а не о закате коммунизма.
Сирия очень напоминает Путину Чечню. В обоих случаях конфликт возник между государством и разрозненными и не имеющими сильного руководителя оппозиционными силами, к которым со временем присоединились экстремистские суннитские исламисты. С точки зрения Путина – он неоднократно озвучивал ее на встречах со своими американскими и европейскими коллегами – Сирия является еще одним полем боя в глобальной и многолетней борьбе между светскими государственными режимами и суннитскими исламистами, которая началась с афганского Талибана, затем переместилась в Чечню, а после привела к развалу нескольких арабских государств. С момента пришествия Путина к власти (сначала в качестве премьер-министра в 1999 году, а затем уже в качестве президента в 2000 году) ему приходилось вести войну в Чечне, и он неоднократно говорил о своем страхе перед суннитским исламистским экстремизмом и о риске, которых джихадистские группы представляют для России с ее коренным суннитским населением, сконцентрированным на Северном Кавказе, Поволжье и крупных городах, таких как Москва. Желание сдержать распространение экстремизма стало главной причиной того, что Путин предложил США помощь в борьбе с афганским Талибаном после терактов 11 сентября. Именно поэтому Россия поддерживает близкие отношения с шиитским Ираном, который представляет собой своего рода противовес власти суннитов.
В случае с Чечней Путин ясно дал понять, что освобождение республики от «оппозиционных экстремистских сил» стоит любых жертв. В своей речи в сентябре 1999 года он пообещал преследовать чеченских боевиков и террористов везде, даже в «сортире». Именно так он и поступил, и большинство оппозиционных террористов было убито в ходе ракетных ударов в самые неожиданные моменты. Чеченская столица Грозный была разрушена до основания. Десятки тысяч мирных граждан были убиты вместе с джихадистами, которые приезжали в Чечню из стран арабского мира, в том числе из Сирии. В Москве и других крупных российских городах было совершено несколько разрушительных терактов. Политика Путина по отношению к Чечне превратилась в поучительную историю о том, что произойдет с террористами и повстанцами, если они посмеют угрожать российскому государству. Их истребят или поставят на колени – и точно такой же участи Путин желает повстанцам в современной Сирии.
Спустя два десятилетия борьбы с сепаратистами Путин окончательно подавил восстания в Чечне. Рамзан Кадыров, который продемонстрировал свою преданность Москве, теперь руководит этой республикой. Путин даровал Кадырову и его сторонникам амнистию и разрешил им преследовать оставшихся боевиков и политических оппонентов. Кадыров заново отстроил Грозный (на средства Москвы) и создал свою версию исламистской чеченской республики, которую осуждают международные правозащитные организации за жестокое подавление в ней несогласия.
В течение последних двух лет Путин надеялся, что Асад сможет сделать то же самое, что Путин когда-то сделал в Чечне, подавив восстания оппозиции. Помня о жестоком подавлении восстаний Хафезом аль-Асадом, отцом Башара, Путин предполагал, что у режима не возникнет проблем с сохранение целостности государства. Однако теперь Асад, очевидно, потерпел поражение, а Путин не из тех, кто будет ставить на проигрывающую лошадь. Российское руководство хорошо понимает, что его решительная поддержка Асада испортила репутацию России в арабском мире, однако теперь у Путина нет альтернативного плана по выходу из этого тупика. Он пока не готов одобрить вторжение международных сил в Сирию, которое может привести к распаду сирийского государства и к возникновению ситуации, подобной ситуации в Афганистане в 1990-х годах, когда воинственные группировки экстремистов боролись между собой, подготавливая почву для глобального джихадизма. По мнению Путина, беззаконие, воцарившееся после свержения Каддафи в Ливии, которая стала экспортером оружия, боевиков и беженцев в соседние страны, является лишним доказательством опасности международного вмешательства.
Прежде чем покинуть Асада, Путин захочет получить ответы на ряд серьезных вопросов: кто понесет ответственность за последствия падения режима? Кто будет сдерживать суннитских экстремистов? Кто будет удерживать экстремистов вдалеке от Северного Кавказа и других российских регионов с многочисленным суннитским населением? И, наконец, кто будет охранять химическое оружие Сирии? Разумеется, Путин не доверяет США: по его мнению, когда США вывели войска из Ирака, они оставили после себя шиитского лидера Нури аль-Малики (Nouri al-Maliki), чтобы держать под контролем суннитов, но уход американцев из Афганистана оставил после себя лишь неизвестность. Коротко говоря, Путин сомневается, что США и международное сообщество смогут обеспечить стабильность в Сирии, поэтому он продолжает поддерживать ослабленный режим, считая это единственным способом избежать развала государства.
Хотя глядя на Сирию, Путин видит Чечню, ситуации там совершенно разные. Вся территория Сирии охвачена гражданской войной, а у Асада нет таких ресурсов, какими располагал Путин в борьбе против чеченских экстремистов. Он не имеет возможности уничтожить ключевых лидеров и представителей оппозиции за рубежом, как это когда-то сделал Путин с чеченскими лидерами — вспомните убийство президента Чечни Зелимхана Яндарбиева в Катаре в 2004 году. Оказавшись неспособным уничтожить или договориться с оппозицией, Асад поставил под удар все сирийское государство. У Сирии есть огромные запасы обычных вооружений наряду с арсеналом оружия массового уничтожения, которое представляет собой значительную угрозу для соседних государств. Эти соседи – Ливан, Иордания, Турция, Ирак, Израиль и Иран – тоже оказались охваченными этим конфликтом. Для сравнения, несмотря на приток денежных средств и людей в Чечню, на отток беженцев и теракты на территории России (а также иногда и на территории Азербайджана, Грузии и Турции), в ходе Чеченской войны такого распространения угрозы не наблюдалось, и этот конфликт практически не коснулся соседних государств. Чечня находится в плохом окружении, а Сирия – в ужасном, поэтому последствия сирийского конфликта невозможно сдержать так, как это получилось сделать с последствиями войны в Чечне.
Ни эти различия, ни масштабы гуманитарной трагедии не смогут убедить Путина изменить мнение по Сирии. Российский президент продолжит выступать против вмешательства международного сообщества и настаивать на том, что переговоры с Асадом должны стать одним из этапов продвижения вперед до тех пор, пока не появится сильный лидер, который сможет создать видимость порядка в охваченной хаосом Сирии. Если каким-то чудом Сирия все-таки не превратится в полномасштабную региональную катастрофу, Путин потреплет себя по плечу и скажет, что все это лишь благодаря его протесту против вторжения. Если ситуация будет развиваться по более правдоподобному сценарию, Путин обвинит во всем Вашингтон. Он заявит, что США несут ответственность за разрушение Сирии и передачу власти суннитским исламистам под эгидой продвижения демократии и революций арабской весны. Между тем, упрямство Путина постепенно превращает его худший кошмар – разрушение геополитически важного государства – в реальность.