В последнее время многие мои утра начинаются с недоброго знака, имя которому Владимир Маркин (если кто ещё не знает, это пресс-атташе следственного комитета России): то он объявит, что какой-нибудь мой доверитель – преступник, то расскажет, что я и сам нечист, то явит миру чудесную газетную заметку. Вот, к примеру, сегодня в «Известиях» господин Маркин опубликовал свой «Ответ фарисеям».
Такой звучный заголовок с религиозным мотивом – хорошая задачка для начинающего психоаналитика. Я не больно в этом смыслю, но после прочтения статьи кажется очевидным, что автор где-то в глубине души возомнил себя этаким мессией, изобличителем еретиков и хулителей системы, у которой он главный помазанник.
Проповедь (или отповедь) Маркина по форме обращена к блогерам и оппозиционерам, а по сути – ко всем тем, кому не нравится состояние правоохранительной и судебной системы в России, ко всем критикам отечественного уголовного следствия, которых автор статьи называет носителями готтентотской морали.
Он недоумевает о том, почему в начале XXI века иные публицисты, наблюдая за деятельностью следственных и судебных органов, поминают пресловутый 37-й год. «На всякий случай выбегаешь в коридор, и даже в подвал один раз заглянул проверить», – пишет Маркин, – «никаких бессудных расправ, пытошных стонов и палачей в кожанках».
Мой любимый телевизионный персонаж, по какой-то шутке божией нареченный генералом юстиции, оказался тем ещё буквалистом.
Верно ли я понял, что если в коридорах и подвалах дома №7 в Техническом переулке Москвы не слышно стонов, то значит и не стонут в стране тысячи арестантов и узников? Правильно ли я усвоил, что если палачи не в кожанках, а в камуфляже или в костюмах неаполитанского кроя, то это ничего страшного?
Настоятельно рекомендую господину Маркину посетить один печально известный изолятор временного содержания во Владикавказе – там совсем недавно под чутким руководством следователя Б. средневековыми средствами (чего уж там 37-й год) истязали моего подзащитного В., а до него ещё два фигуранта того же дела повесились (и хорошо, если их не повесили). Стоны вокруг этого изолятора слышны, говорят, днём и ночью.
Если неохота лететь до Владикавказа, пусть бы господин Маркин прошёлся по коридорам известного московского СИЗО, где без одного дня три года назад погиб арестант М. – говорят, его, умолявшего о медицинской помощи, связали как умалишенного и оставили умирать (и хорошо, если просто оставили). Возможно, наш буквалист в одном из длинных коридоров этого старинного здания услышит эхо стонов несчастного М.
Что касается палачей, которые пусть и не в кожанках, но оттого не менее жестоки, то и их недолго придётся искать. Можно заехать в Ингушетию, по городам и весям которой, по словам местных жителей, разъезжают не палачи-одиночки, а целые эскадроны смерти. Если снова не хочется так далеко, то ведь родственники тех, кто похищен, истерзан и убит этими эскадронами, не так давно собирались в Москве у здания генеральной прокуратуры. Пусть бы господин Маркин посмотрел в глаза этих стариков – там и 37-й, и 44-й, и 92-й годы прошлого века, и все 13 лет нынешнего.
Потом, разве не палач любой из тех, кто в темно-синем или голубом мундире или даже в черной мантии обрекает на пребывание в тюрьме и лагере безвинного человека? Разве та система, которая практически исключает оправдание однажды обвиненного человека, которая в сколь-нибудь значимом уголовном деле с вероятностью в 99,9% предопределяет осуждение любого подсудимого, которая на этапах и перегонах превращает осужденного в месиво, потом на зонах годами морально и физически топчет его, часто до смерти… разве эта система – не палач?
Маркин в своей статье предлагает не забывать причин трагического 37-го года: «Одна из главных причин», — пишет он, — « — выход за рамки процессуальных норм, попытка решать вопрос о виновности, во-первых, списками, а не индивидуально, а во-вторых — «демократическим» путем, большинством голосов».
Кажется, автор подменяет понятия.
Главная «уголовно-процессуальная» причина Большого террора заключалась в том, что репрессивный аппарат государства, его силовые ведомства и суды функционировали не в интересах народа и не из стремления к справедливости, а в угоду власти и из иных «системных» соображений. Законность, правосудность, гуманность и прочие высокие материи были пустым звуком. Следствие и суды руководствовались телеграммами вождя и указаниями его подручных, в отсутствие конкретных директив – просто политическими, конъюнктурными мотивами, а в неполитических делах – своими негласными внутренними правилами и установками. Иногда же они вершили судьбы просто по настроению. «Спецы» были бесчеловечными, следователи не были самостоятельными, суды не были независимыми, и все они были повязаны между собой и составляли, по сути, один репрессивный конвейер.
Это не слишком отличается от того, что мы имеем сегодня.
Кстати говоря, в 2013-м году, так же, как и в 1937-м, одним из важнейших факторов, каким силовики руководствуются в своей деятельности, остаются статистические показатели. Так, для выполнения ежовского плана по бывшим кулакам, путём случайной выборки расстреливали людей самого разного происхождения, предварительно на бумаге возводя (или низводя) их в «кулачье отребье». В наши дни для выполнения ведомственных планов по раскрываемости тех или иных преступлений на улице хватают прохожих, которые после некоторых манипуляций с дубинками или бутылками из-под шампанского превращаются в воров, разбойников и насильников. Ради выполнения плана, для галочки или для «палки», как это называют коллеги Маркина.
Что же касается процессуальных норм и алгоритмов, то они, какие были, формально соблюдались и в прошлом. Проводилось ведь «следствие» (вон тот же Ежов свои телеграммы, прямо как господин Маркин свои пресс-релизы, начинал со слов: «Материалами следствия установлено»), составлялись же повестки с описанием преступлений, вмененных репрессируемым, заседали же тройки и прочая. Ну а некоторые разбирательства того времени (например, по делам «троцкистов») были на вид даже более справедливыми, чем многие современные судебные процессы. Хотя люди мыслящие понимали, что это всего лишь показуха с предопределенным результатом.
Что в сути вещей изменилось к сегодняшнему дню?
Да, теперь механизмы посложнее и формальностей побольше, ну и крови, конечно, поменьше. Ан сегодня, как и в 37-м, даже в тех редких случаях, когда все процессуальные приличия соблюдены, ни у участников судебных процессов, ни у той части окружающего мира, которая вдумывается в происходящее, не возникает ощущения торжества справедливости.
А ведь это самое торжество, а не осуждение человека с соблюдением проформы, есть самоцель уголовного процесса.
Господин Маркин заканчивает свою статью следующими словами: «Несправедливые обвинения в адрес правоохранителей столь же вредны для общества, как и внепроцессуальные обвинения в адрес любого гражданина».
Это, пожалуй, лейтмотив, причем по Фрейду, но и здесь не нужен психоаналитик. Из слов Маркина буквально следует, что главное требование к обвинению в адрес правоохранителя, — это обоснованность, а в случае «с любым гражданином» главное, чтобы обвинение было «процессуальным». Например, как в случае с кафкианским Йозефом К.
Вот вам, господин Маркин, и готтентотская мораль.
Источник: kavpolit.com
16.11.13.