Корреспондент The Sunday Times Марк Франкетти стал первым британским журналистом, взявшим интервью у участниц Pussy Riot после их выхода на свободу.
В ходе беседы в одном из московских кафе Надежда Толоконникова призналась, что попросила отца привезти ей в камеру икону Богородицы. «Каждый раз, когда мы вместе [с отцом] ходили в церковь, мы покупали понравившуюся икону. Со временем у нас дома собралась настоящая коллекция. Если угодно, в этом мои интеллектуальные корни», — приводит ее слова автор.
Многие критики Pussy Riot будут удивлены тем, что одна из ее участниц находила утешение в иконе, учитывая бурю негодования, поднявшуюся после акции группы в храме Христа Спасителя. Все могло окончиться простым штрафом, однако девушки были приговорены к двум годам лишения свободы по обвинению в хулиганстве на почве религиозной ненависти, едва не получив семь лет тюрьмы. По мнению участниц «панк-молебна», столь суровое наказание объясняется личной обидой Путина.
«Мы не хотели обидеть верующих, мы просто хотели привлечь внимание людей к важным политическим темам, — объяснила журналисту Алехина. — Если бы подконтрольные Кремлю СМИ не исказили так наше послание, куда меньше людей почувствовали бы себя оскорбленными. В любом случае, художники должны провоцировать и разделять общество».
Активистки не боятся мести со стороны православных верующих. «Я фаталист, что я могу сделать? Жить в страхе, постоянно озираться, нанять охрану? — говорит Толоконникова. — Я не такой человек. Я смотрю в будущее. Сейчас мы обе хотим сосредоточиться на освобождении России от созданной Путиным коррумпированной авторитарной системы. Вот наша мечта».
Девушки уже основали правозащитную организацию «Зона Права», которая будет собирать свидетельства бывших заключенных и подавать жалобы на нарушения их прав.
«Тебя лишают всех прав. Обращаются не как с человеком, а как с телом. Цель — полное подчинение, — рассказывает о Толоконникова. — Вся система настроена на унижение. Рабский труд, по-другому это и не назовешь. Зэки трудятся до истощения, а спать им разрешают только 4-5 часов в день. Но попробуй пожаловаться, и жизнь станет еще ужаснее».
Самыми невыносимыми для нее были коллективные наказания: «Стоит совершить один маленький проступок, который не понравится тюремному начальству, и 100 человек будут сурово наказаны».
«Для меня самым тяжелым было смотреть, как заставляли работать
умирающую от цирроза заключенную, — делится своими впечатлениями Алехина. — Российская тюрьма — это место, где делается все для уничтожения всего человеческого».
«Я решила стать правозащитницей, когда поняла, насколько начальству просто, ничем не рискуя, насильно подвергать женщин осмотру самых интимных частей тела, — продолжает Алехина. — Российские чиновники не должны остаться безнаказанными, они не должны иметь над нами абсолютную власть».
После освобождения участницы панк-группы подверглись критике за то, что выйдя на свободу, не спешили встретиться со своими маленькими детьми. Одна немецкая газета даже сравнила их с леворадикальными террористками 1970-х, бросавшими семьи ради борьбы.
Почему, рассказывая о трудностях тюремного заключения, они никогда не упоминают о разлуке с детьми? — интересуется Франкетти.
«С какой стати? Это и так очевидно, — с легким раздражением отвечает Толоконникова. — Я заглядываю дальше этого и хочу говорить о более глобальных вещах. Это снисходительная критика, которая никогда не прозвучала бы в адрес мужчины. Любой делающей карьеру женщине приходится чем-то жертвовать. Я, как политическая активистка, не исключение».
«Большинство наших близких говорят, что мы не изменились, остались верны себе. Это приятно слышать, — цитирует Толоконникову Франкетти. — Но я вот, например, не могу спать. Два-три часа, не больше. Когда сплю, мне стыдно за то, что я трачу время впустую. Я чувствую груз ответственности, долг действовать. Я вижу глаза и лица встреченных в тюрьме женщин, которые рассказали мне об испытанных ими притеснениях. О людях на грани жизни и смерти».