На 17 марта 2016 года политзаключенный Борис Стомахин находится в российском концлагере 1213 дней (3 года, 3 месяца, 26 дней)
В своем письме Стомахин, который держит голодовку с 29 февраля 2016 года, обвиняет в своей возможной смерти главаря концлагеря ИК-10 ГУЛАГ -ФСИН по Пермскому краю Асламова
Свидетельствуют правозащитники Глеб Еделев и Роман Качанов, побывавшие в застенках российского концлагеря
14 марта мы с адвокатом Романом Качановым приехали в колонию строгого режима ИК-10 Пермского края, к нашему подзащитному Борису Стомахину. До нас дошли слухи о том, что Борис, протестуя против наложенного на него дисциплинарного взыскания в виде помещения в Штрафной изолятор (ШИЗО), объявил голодовку. Слухи оказались правдой. Вот как сам Борис рассказывает о сложившейся ситуации (разговорный стиль речи по возможности сохранен
У меня тут новая история, продолжается уже почти месяц. Вот 18 числа будет ровно месяц. Ситуация была следующая. 18 февраля где-то в пол-одиннадцатого утра, в 11 здесь сдается смена, вертухаи меняются, приходят новые, где-то незадолго до пол-одиннадцатого, заглядывает ко мне в кормушку дежурный уходящей смены, наставляет сразу же на меня видеорегистратор, говорит: «Будете объяснительную писать?» Я знаю, что это обязательная форма для подачи вот этого доноса, рапорта так называемого. На ШИЗО и все остальное. Я сразу говорю: «За что? Что случилось?» «Вот, сегодня утром, Вы, когда открывалась дверь, вы не представились и не доложили, как положено. Я на него в кормушку вот так смотрю, вытаращив глаза, вот так, и говорю: «Вы шутите или издеваетесь?», «Вы прикалываетесь?» Несколько раз спрашиваю: «Вы шутите?» Я думал — он шутит. Потому что, нюансы следующие: хотя там, в ПВР написано, что, когда приходит начальство дежурный представляется, называется, здесь, я просто с 14 года здесь вот в этом здании, в одной и той же камере сижу, я знаю, что здесь такое не практикуется. Вообще не практикуется.
Когда утром подъем, а вечером отбой, проводят эти дежурные вертухаи, ну там начальство ходит, ДПНК (дежурный помощник начальника колонии Г. Э.) там еще ходит обычно по коридору. Просто, чисто функционально: открылась дверь, или выкинул матрас в коридор, или затянул из коридора. Все. Дверь закрылась. Никаких представлений, разговоров, в жизни не было! Никто, никогда, никто вообще, никакие дежурные, ни в каких камерах не представляются. Нет такого. Вообще нет такого никогда. Если бы они все представлялись, подъем бы тянулся на два часа дольше. Камер довольно много здесь. А подъем здесь по времени. Здесь все по времени. Я ему говорю: «Вы с ума сошли? Я не буду ничего представляться! Какое не представился? Никто не представляется, никогда!» Короче, он ушел.
Я только незадолго перед этим, буквально за несколько дней, к стыду своему, я наконец узнал и понял, что вот там, будете выходить, смотрите, моя камера через одну дверь, по правой стороне. Можете посмотреть. На всех камерах, в том числе и у меня висят такие листы, А4, исписанные сплошь. Там везде Стомахин, Стомахин, Стомахин , Стомахин… Фамилии мусаров и росписи. Они каждый день расписываются. К стыду своему я только недавно обнаружил, что это — график дежурств по камере. И они-таки на полном серьезе, меня, в моей одиночной камере, каждый день пишут, назначают меня дежурным! Что я дежурный на протяжении пяти месяцев!
Шестой месяц сижу, я все дежурный каждый день по этой одиночной камере! Я, когда узнал, я, честно говоря, был в шоке. Не знал, плакать или смеяться! И вот на этом основании, что дежурный не представился в подъёмке! Открылась дверь, начальству не доложил. Хотя, никто не докладывает. Открывается дверь не для докладов, не для этих рапортов, а затянуть матрас или выкинуть его. Я сначала подумал, что это будет ШИЗО 15 суток. Как раз месяц с небольшим прошел как кончилось последнее ШИЗО. 12 января. Это — 18 февраля. Я стал просчитывать. У меня получилось так, что ШИЗО дается мне через равные промежутки времени. Кончается последнее, проходит месяц и еще где-то несколько дней. 5 — 7 дней. И опять дают. Любой предлог придумают. На ходу изобретают. Я, короче, написал матери. И решил, что действительно надо голодовку объявлять.
Что творится. Что это за хамство такое! Потом там эти праздники, 23 февраля. Сижу, жду что будет. 24-го, они вызывают на свою комиссию дисциплинарную. Зачитывают: 18 февраля в 6 утра не представился (не доложил по форме). Там надо крикнуть: «Камера — внимание»! Доложить, сколько народу в камере. Я не доложил, сколько у меня народу в камере! Он так не видит! В результате, вместо 15 суток ШИЗО, год ЕПКТ (единое помещение камерного типа Г. Э). В конце концов, ПКТ или ЕПКТ — мне все равно. Все равно права те же самые. А оставалось еще ПКТ (помещение камерного типа Г. Э.) три месяца. Они даже не подождали. Они поторопились. Из этих трех месяцев, полтора — это отсиженные ШИЗО. Они-ж добавляются. Я думал, когда истекут у меня эти месяцы ПКТ оставшиеся, то, что они со мной делать будут, куда денут. А в СУС (строгие условия содержания Г. Э.) я больше не пойду. Вот они нашли решение. Они позаботились заранее. Дали мне год ЕПКТ.
Я пришел к выводу, что, если будут давать ШИЗО теперь, я буду объявлять голодовки. Потому что терпеть это больше нельзя. Они же от балды дают. Я отдал это письмо 26-го, в пятницу. 29-го, в понедельник, выдергивают меня опять же на эти «крестины», Дисциплинарные комиссии. Сидит за столом Асламов (начальник колонии Г. Э.). Остальные стоят. Подобострастно толпятся вокруг него. Вызывают меня опять, под конец. Меня всегда последним вызывают. Начинается часа в четыре, часов в пять меня вызывают. Стою. Он мне: «Встань нормально»! А я облокачиваюсь на стену. Так-то тяжело стоять мне, с поврежденным позвоночником. «Я нормально стою». Он хотел, чтобы я навытяжку встал. В этом я ему не уступил. Обломал я его. Не боюсь я его. Он говорит, обращаясь к Безукладникову, начальнику ШИЗО всего: «Что это он у тебя не стриженный, не бритый, подстриги его, побрей». И говорит какому-то охраннику, рангом поменьше, что рядом со мной стоял: «Убери его отсюда». Вывели меня. Ничего мне начальник колонии не сказал. Я стал догадываться, что это не к добру. Вызвал на комиссию и ничего мне не сказал. Убери его и все. Что за хамство! Потом уже, примерно через час, когда закончилась эта комиссия, открывается дверь, стоит Безукладников: «Стричься идемте». «Вы что? Мне опять ШИЗО 15 суток дали?» «Да. Вы же были на комиссии!» «А в чем дело? Что случилось?
Я хочу посмотреть постановление!» «Давайте я вас ознакомлю». Повел меня знакомить. Там написано следующее: 28 февраля, в 20-15 нарушил форму одежды. Находился без нагрудного знака. Что является полной неправдой. Конечно, я давно решил, что, пока я буду сидеть где-то под крышей, помимо обычных условий содержания, я бирку носить не буду. Я давно это решил и всем сказал. Я ее не ношу. Но фишка в том, что 28 февраля было воскресенье. Я из камеры вообще не выходил весь день! То есть в камере роба у меня весит на крючке. Я ее не ношу. В камере ее никто не носит. Из камеры я не выходил, робу не надевал. Я не мог нигде показаться без бирки, тем более в 20-15. Это — глухое время перед отбоем. Уже никто не приходит. Ни психологи, ни с посылками, никто не приходит и никуда в это время не выводит. Ждешь отбой. А тем более в воскресенье. В воскресенье вообще никто никуда не приходит и не выводит. Ходить некуда. Откровенная наглая ложь! Просто в глаза брешут! Тем более, ни на видео не заснято, а они всегда с видеорегистраторами ходят, ни объяснения не спрашивали. Ничего! Вообще ничего!
Я, в знак протеста, объявил голодовку. И держу до сих пор. Или надзиратели приходят раз в день, или сам врач. Но, дело в том, что я отказываюсь от осмотра. Я вообще этой медицине не доверяю. Брезгую с ними общаться. Они режимом гораздо больше озабочены, чем здоровьем зеков. Если я отказываюсь от осмотра, они не настаивают. Нет? Ну так, фиксируют на видео. Я все время нахожусь в одной и той же камере. Что в ПКТ, ЕПКТ, что в ШИЗО. Единственный плюс, хоть не переезжать. Я думаю, что это только потому, что там — видеокамера. Она только у меня и висит. Нигде больше. А для меня ее специально оборудовали. Приходил еще опер Чертанов, вместе с девчонкой — психологом. Чертанов — как сопровождающий. Сидит, просто слушает. А она меня расспрашивает про голодовку и про все. Она расспрашивает про те вещи, которые сама знать не может. А раньше приходила психолог — тетка такая, майорша. Она — начальница психологической службы. Я у нее спрашивал о том, не можем ли мы без этого товарища пообщаться. Нет, дескать, не положено.
Голодовку я буду держать до окончания срока ШИЗО. Это — единственный метод протеста, который мне остался. Буду держать до 16 марта.
Еще приходил Замполит. Заместитель начальника колонии по кадрам и воспитательной работе. Стал меня расспрашивать, что это, мол, вы голодовку объявили, а как-же здоровье? Да плевал я на свое здоровье! Я ему так и сказал. Обоим им. Будете давать ШИЗО, буду объявлять голодовку. И дальше буду также делать. Они дают ШИЗО через равные промежутки времени. Уже это показывает, что дело не в том, что я что-то совершил. А просто дают ШИЗО по установке.
ИК-10 Пермского края, пос. Всесвятский
14 марта 2016 года.
Источник: gleb-edelev.livejournal.com
17.03.16.