Летом всегда наступает такой момент, когда жаркая погода перестает быть возможностью для веселья на свежем воздухе и превращается в кошмар, которому нет конца. Жители Нью-Йорка собираются в ледяных барах. Японцы меняют свои деловые костюмы на гавайские рубашки. В округе Колумбия лето настолько невыносимо жаркое, что когда вы выходите на улицу – даже если нет дождя – вам вслед желают не промокнуть.
Поэтому, когда я узнала о Филе Бротоне (Phil Broughton), специалисте по радиационной безопасности, который в недавнем прошлом работал на полярной станции Амундсен-Скотт в Антарктике, окружавший его холод привлек меня не меньше, чем его удивительная история.
В это время года, когда дни в северном полушарии длинные и изнуряюще жаркие, температура воздуха на южном полюсе достигает минус 73 градусов Цельсия, и весь континент находится во власти полугодовой тьмы.
Каждую зиму несколько десятков сотрудников полярной исследовательской станции проводят девять месяцев в полнейшей изоляции от остального мира: ни один самолет не может приземлиться или взлететь с базы, пока она не «разогреется» до -45 градусов Цельсия — в противном случае топливо в баке самолета просто замерзнет и повредит двигатель.
Чтобы сотрудники станции смогли продержаться там девять месяцев, компания, которая ею управляет, заранее завозит туда запасы продовольствия, в том числе довольно много алкоголя. (В конце концов, кому не захочется запастись джином, прежде чем начнется многомесячная полярная ночь?) Чтобы дополнить стандартные запасы крепкого алкоголя и пива, некоторые из «зимовщиков» привозят с собой собственные «особые угощения» — ровно столько, чтобы уложиться в допустимые 56 килограммов багажа.
«Я привез с собой Ангостуру, потому что я (совершенно справедливо) предположил, что в самой южной точке глобуса мне будет очень не хватать этого главного ингредиента коктейля Манхеттен», — сказал Бротон.
Досуг Бротона во время его антарктической вахты заключался в основном в просмотре DVD-дисков и чтении книг, оставленных там прежними обитателями, и разговорах со своей семьей по интернету. На станции также был бильярдный стол, несколько старых музыкальных инструментов и спортзал, «рассчитанный на занятия самыми разными видами спорта и поэтому совершенно бесполезный».
Временами сотрудники станции развлекали друг друга разнообразными безрассудными поступками: к примеру, они совершенно голыми, в одних ботинках, выбегали из сауны, где температура достигала почти 90 градусов, чтобы дотронуться до Южного полюса. (Сам Бротон делал это дважды.)
Однако у жизни в условиях, которые можно назвать земной версией космоса, был один существенный недостаток: людей быстро охватывало безразличие и оцепенение бесконечной зимы, поэтому многие соотечественники Бротона оказывались во власти депрессии и алкоголизма. И как человек, добровольно взявший на себя обязанности бармена, Бротон довольно близко познакомился с неприглядной стороной жизни в «огромном, гиблом месте».
* * *
Если вы хотите убежать от своих проблем, то, по мнению Бротона, Антарктика – это самое далекое место, куда вы можете отправиться. В 2000 году он работал в Кремниевой долине, и однажды, после особенно трудного рабочего дня, он вернулся домой, сел за компьютер и подумал: «Где я смогу быть дальше всего от этих идиотов?»
Он набрал слово «Антарктика» в строке поиска работы, и в октябре 2002 года он уже находился в самой южной точке планеты, работая на Национальный научный фонд в качестве специалиста в области физики низких температур («В мои обязанности входило следить за жидким азотом и жидким гелием, которые использовались в экспериментах.) В Антарктике он провел год, в том числе одну долгую полярную зиму.
Этот континент представляет собой гигантскую пустыню, которая является одним из самых сухих мест на планете. Чтобы пройти одну милю, вам потребуется облачиться в местную защитную броню, в которую обязательно входят термобелье и удлиненная теплая куртка с капюшоном. Бротон рассказывал, что ему долгое время пришлось лечить потрескавшуюся на морозе кожу, прежде чем он акклиматизировался и привык к холоду. Поначалу температура минус 30 градусов не казалась ему катастрофой, а временами даже минус 60 были вполне терпимыми.
Бротон родился и вырос во Флориде, и, прежде чем он высадился на южном полюсе, он видел снег всего пять раз в жизни.
«Теперь я насмотрелся на снег до конца своих дней», — добавляет он.
* * *
Скука, изолированность от мира и холод естественным образом приводят людей в бар. Club 90 South представлял собой простое, обитое деревянными панелями помещение с небольшой дырой в стене, ведущей прямо наружу, в которую бармены клали Jagermeister, чтобы он оставался холодным. Сотрудники полярной станции привозят с собой огромные упаковки пива, вина и более крепких напитков, и больше всего на свете они хотят, чтобы им хватило этих запасов на все девять месяцев. У предыдущей команды полярников, по словам Бротона, пиво и вино кончились очень быстро.
Когда-нибудь кто-нибудь обязательно построит график обратной зависимости между «доступными развлечениями» и «объемом потребляемого алкоголя». Когда Николаса Джонсона (Nicholas Johnson), писателя, которому тоже довелось пережить зиму в Антарктике, спросили, что бы он взял с собой туда, он составил следующий список:
«Теперь я бы взял с собой набор для пивоварения, еще одну бутылку 16-летнего Лагавулина, больше разных вин, карманный словарь классического греческого языка, электрогитару, которую не смогли отправить мне почтой, блендер, копию моей научной работы с комментариями рецензентов, немного старого эмментальского сыра и гранат».
Однажды вечером, во время своей вахты на полярной станции, Бротон зашел в Club 90 South, сел на единственное свободное место у стойки и по умолчанию стал барменом этого заведения.
Бар действовал по системе «мы вам, вы нам»: если вы что-то берете, то обязательно приносите что-то свое. Однако эта система оказалась несовершенной: за два месяца до конца зимы у сотрудников станции кончилось все спиртное, кроме самого плохого пива (новозеландское Export Gold).
Обитатели полярной станции со временем стали лучшими друзьями, и в конце концов у них закончились темы для разговора.
«К концу года вы уже знаете историю каждого, — говорит Бротон. – У вас просто нет выхода».
Коллеги, оставшиеся дома, звонят довольно часто, но они часто забывают, что люди на том конце провода попали в ловушку ледяной пустыни.
«Они обсуждают с вами встречи за мороженным и напоминают вам о том, что вы должны посвятить несколько минут собранию отдела, — рассказывает он. – И как получилось, что корпоративная культура нашла меня даже на самом дне мира?»
В конечном итоге сотрудники, которые были предрасположены к сезонным расстройствам настроения, пострадали больше всего. Тьма и холод стали причиной сонливости и проблем с памятью, а с течением времени некоторые из них становились крайне рассеянными и вялыми.
«Предполагалось, что вы должны ежедневно делать массу записей в своем блокноте, — объясняет Бротон. – Но жизнь становится довольно тяжелой, если вы постоянно что-то забываете. В моем случае самым странным стало то, что я полностью забыл все правила письменной грамматики. И я очень слабо помню, что было со мной в октябре».
Среди сотрудников станции иногда встречались абсолютные трезвенники, многие старались употреблять умеренное количество алкоголя. Однако для некоторых спиртное стало единственным утешением.
«Вы видите такие вещи, которые причиняют вам массу неудобств. На станции было больше десятка людей, которые пили, просто чтобы скоротать дни – мне было тяжело на них смотреть и наливать им. Хотя в каком-то смысле лучше пусть человек пьет, сидя напротив меня, чем в полном одиночестве».
По словам Бротона, он пытался подливать газировку и другие напитки в коктейли своим пьяным коллегам, однако их запасы истощились довольно быстро. Coke и Mountain Dew кончились спустя всего месяц после начала зимы, а однажды у них замерз целый ящик вина. В течение шести зимних месяцев единственными напитками сотрудников станции были пиво, крепкий алкоголь и порошковое молоко. (И, разумеется, самая чистая вода по эту сторону от моря Беллингсгаузена.)
Однако для Бротона наполнять в баре стаканы коллег до тех пор, пока они не отключатся, порой было более приемлемым вариантом, чем позволить им пьяными бродить на морозе. Недавно он написал о своем опыте работы в Антарктике следующее:
«Главная опасность в Антарктике заключается в неспособности оценить смертоносный климат самой Антарктики. Я с гораздо большим удовольствием наполнял его стакан до тех пор, пока мне не приходилось провожать его до кровати, где он отключался, чем видеть, как он пошатываясь выходит на мороз в минус 65 градусов».
* * *
Бротон слышал, что в следующем году руководство станции попыталось сократить количество алкоголя, выпиваемого ее сотрудниками за зиму, однако этот план не принес никаких значимых результатов, что вполне естественно.
Руководству удалось сократить уровень табакокурения на станции, поскольку, согласно новым правилам, курить можно было только на улице.
Несмотря на все трудности, по словам Бротона, он вспоминает Антарктику каждый день и утверждает, что обязательно снова поехал бы туда, если бы ему дали такой шанс. И он снова выбрал бы для работы полярную зиму, потому что летом в Антарктике в течение пяти месяцев непрерывно светит солнце.
«Лето в Антарктике похоже на крысиные бега, когда все вокруг пытаются задраить люки и починить все, что только возможно, перед началом полярной зимы, — объясняет он. – Мне гораздо больше нравится перспектива стать смотрителем длинной полярной ночью».