В тот день Александр Аношин получил зарплату. Как и каждый месяц, он зашел с заводскими друзьями выпить чего-нибудь покрепче. Вечером все вышли из заведения на улицу и, покачиваясь, медленно и шумно пошли по домам. Александр шатался немного больше, чем другие.
Когда им на пути попался полицейский патруль, полицейские решили задержать Аношина. Друзья протестовали, обещали, что доставят его в целости и сохранности домой к жене и детям, но полицейские были непреклонны.
Аношина посадили в камеру. Он проснулся и понял, что находится за решеткой, и панически испугался. Он метался за решеткой и кричал: «Ведь я только немного выпил и не сделал ничего плохого…»
Полицейские разозлились. Они несколько раз сказали ему, чтобы он замолчал, но он продолжал кричать. Один из полицейских вошел в камеру и применил довольно распространенный метод: он сильно прижал задержанного к стене, надавив ему дубинкой на горло.
В таком положении на сонную артерию оказывается сильное давление, поэтому человек начинает терять сознание. На этот раз полицейский надавил очень сильно. Александр Аношин выпучил глаза, открыл рот, и потом у него остановилось сердце. Полицейский оторопел.
Петра Прохазкова: Вы пользуетесь репутацией грозного охотника на полицейских. Они вас боятся?
Игорь Каляпин: Последние 20 лет моей жизни я вместе со своей командой посвятил тому, чтобы безнаказанность полицейских не была абсолютной константой. 20 лет назад полицейский, который кого-то пытал, знал со стопроцентной уверенностью, что ничего ему за это не будет. И был прав. Но теперь ежегодно по всей Российской Федерации за решеткой оказывается около ста полицейских. Для такой большой страны немного, но и это уже прогресс.
— Обслуживают ли российские суды на самом деле, как о них говорят, интересы Кремля, принимая решения сообразно желаниям политической верхушки, а не в соответствии с законом?
— Такое случается, но уже не так часто, как в Советском Союзе. Хуже всего, когда в дело вмешиваются спецслужбы. С 90-х годов, когда происходила дикая приватизация всего что угодно, а судьи были востребованными и продажными арбитрами, у спецслужб накопился компромат на всех. Поэтому иногда случается, что к судье приходит человек в штатском и говорит: «Шесть лет назад ты занимался таким-то делом. А теперь посмотри: у нас есть фотография, как ты получаешь деньги. Это ты на фото? Ты хочешь сесть? Если нет, то по такому-то делу ты вынесешь то решение, которое нам нужно». Что судье остается? Это постоянное влияние спецслужб является нашей огромной проблемой.
— Занимаетесь ли вы и политическими делами?
— Что удивительно, политически мотивированные дела, как правило, не связаны с пытками. Там другая проблема. Ни один нормальный российский судья не вынесет вердикт в пользу человека, которого судят по политическим причинам. Но нам неважно, кто к нам обращается: политические или уголовники. Нам важно, подвергался ли человек пыткам или нет.
— Сотрудничаете ли вы с демократической оппозицией, которая привлекает внимание к ряду политических процессов?
— Российская оппозиция не моя сфера, хотя раньше я был активистом Демократического союза. Оппозиционные лидеры живут в своем мире, желая оставаться замкнутой группой, сектой. Больше всего они боятся конкуренции в собственных рядах, и их интересуют только их сторонники. Все, что происходит вне их микромира, для них не существует. Из-за рядового провинциала, подвергшегося пыткам, они на улицы не выйдут. Они готовы помогать в правозащитных делах, только если это сделает им рекламу и позволит заработать политические очки. Но сделать что-то просто так? Этого от них не ждите.
— Ведете ли вы какую-то статистику, свидетельствующую о том, насколько велика проблема пыток в России?
— Каждый пятый, то есть 21% людей, утверждает, что хотя бы раз в жизни сталкивался с незаконным насилием со стороны защитников правопорядка.
— Встречались ли в вашей практике смелые судьи, которые шли наперекор системе?
— Я встречал не только таких судей, но и следователей и полицейских. Недавно я не мог не отдать должное абсолютному геройству чеченского судьи Вагида Абубакарова. В 2015 году он судил молодого мужчину, которого подозревали в убийстве чеченского полицейского и в терроризме. Одним из доказательств было чистосердечное признание. Но на суде произошло нечто неожиданное: обвиняемый заявил, что ничего не совершал, а признание написал под ужасными пытками. У него были глубокие раны на руках. Он рассказал, что его жгли электричеством. В открытые раны попала инфекция, и они сильно загноились. Судья стал разбираться. Он даже вызвал на заседание медицинскую сестру, которая осмотрела подсудимого. Другой судья даже не обратил бы внимания на подобные заявления подсудимого, а Абубакаров постарался все хорошо проверить.
— И это героизм?
В Чечне — да. Этот судья рисковал жизнью.
— Чем закончилось дело человека, по всей видимости, безосновательно обвиненного в терроризме?
— В Чечне ничто не может закончиться хорошо. В итоге другой судья осудил того парня. Но важно, что все участники истории остались живы. Это чудо. Потому что подобные ситуации в Чечне обычно решаются по одной схеме: Кадыров звонит Путину, и через час проблема решена. Мы хоть и получили от «Человека в беде» премию за смелость, но на самом деле намного смелее нас любой человек из Чечни, который отважился к нам обратиться. И таких все меньше. Если год назад у нас было 300 дел в Чечне, то сейчас всего три.
— Покровительство, которое Кремль оказывает Кадырову, это дань за то, что Чечня остается спокойной частью Российской Федерации?
— Именно так. Путин искренне убежден, что законы можно игнорировать, если это необходимо для достижения цели, для решения проблемы. Он всегда разрешает вопросы в интересах порядка, но в обход законов. В этом суть его правления. Президент уже относится к той категории людей, которые не способны адекватно воспринимать окружающий мир. Он просто не может. Любым его словом, любой минутой его времени кто-то управляет. Весь поток информации, поступающий к Путину, фильтруется.
— На вас лично кто-нибудь оказывал давление?
— В меня только кидали яйцами. Но моих коллег, в том числе шведских и норвежских журналистов, избили так, что они с трудом оправились. Переломы, носилки — нападение было очень жестоким. Слава богу, что никого не убили. Пожалуй, это и давлением не назовешь.
— Отпугнуло ли вас это от работы в Чечне?
— Нет. На прошлой неделе мы отправили за решетку 129-го полицейского за нашу 12-летнюю карьеру. И нам удается все больше. Прошлый год выдался самым «урожайным». Но мы не собираемся на этом останавливаться.
— Премия от чешской организации «Человек в беде», наверное, вам не слишком поможет на родине…
— В интересах борьбы с пытками мы могли бы изображать из себя ярых патриотов, петь патриотические песни и размахивать российскими флагами. Но за 17 лет мы не позволили купить себя. Так что думать о том, поможет нам премия Homo Homini в России и навредит, нет смысла. Что об этом думают в Кремле, мне все равно, и меня не заденет, если там это не принесет радости.
18.03.17.